Кукла на цепи. Одиссея крейсера «Улисс»

Лицо Карслейка, точно у сверхпородистой лошади, было длинное, худое и узкое, с бледно–голубыми глазами навыкат и торчащими вперед верхними зубами.

Белокурые волосы жидки, брови изогнуты в виде вопросительного знака. Под длинным, острым носом, под стать бровям, изгибалась верхняя губа. Речь его представляла собой пародию на язык, каким говорят нормальные англичане: краткие гласные у него получались, долгими, а долгие — бесконечными, да и с грамматикой он не всегда был в ладах. Он лютой ненавистью ненавидел флот, ненавидел начальство, медлившее с представлением его к очередному званию, ненавидел матросов, которые платили ему той же монетой. Словом, младший лейтенант Карслейк воплощал в себе все самое порочное, что порождала английская система привилегированных частных школ. Тщеславный заносчивый мужлан и недоучка, он стал посмешищем экипажа.

Он и теперь выставлял себя на посмешище. Забравшись на спасательные плоты, широко расставив ноги для лучшей устойчивости, он кричал, отдавая матросам бессмысленные, ненужные распоряжения. Главный старшина Хартли стонал, но, соблюдая субординацию, вслух не произносил ни слова. Зато матрос I класса Ферри чувствовал себя гораздо раскованней.

— Глянь на их сиятельство, — обратился он к Ральстону. — Перед командиром так и распинается, землю роет. Он кивнул в сторону Вэллери, стоявшего на мостике метрах в шести от Карслейка. — И, наверно, думает: «До чего здорово это у меня получается!»

— Оставь Карслейка в покое. Лучше за шкенгелем следи — посоветовал ему Ральстон. — Да сними ты эти проклятые рукавицы. А не то…

— Знаю, знаю, — насмешливо перебил его Ферри. — А не то их зацепит тросом, и меня намотает на барабан лебедки, — добавил он, ловко подавая трос. — Ничего, корешок, с кем с кем, — а уж со мной–то этого не произойдет.

Но он ошибался. Внимательно наблюдавший за раскачивающимся параваном Ральстон вдруг посмотрел на лебедку. Он заметил разорванную прядь на тросе всего в нескольких дюймах ее руки Ферри, увидел как острая проволока впилась в рукавицу к потащила ее вместе с рукой к вращающемуся барабану. Ферри даже крикнуть не успел.

Реакция Ральстона была мгновенной. Ножной тормоз находился всего в шести дюймах, но это было слишком далеко. Матрос изо всех сил крутанул реверс, в долю секунды переключив лебедку на «полный назад». И в то мгновение, как раздался крик Ферри, чье предплечье угодило между тросом и барабаном, послышался глухой взрыв, и лебедка, стоимостью в пятьсот фунтов стерлингов, окутанная клубами едкого дыма, в мгновение ока превратилась в груду лома.

Под тяжестью паравана начал разматываться трос, увлекая за собой Ферри.

Трос проходил сквозь блок — киповую планку, находившуюся в шести метрах от лебедки. Если бы Ферри повезло, он потерял бы только руку.

Ферри оттащило фута на четыре, но тут Ральстон изо всей силы нажал на педаль тормоза. Взвизгнув, барабан застыл как вкопанный, и параван бултыхнулся в море. Оборванный конец троса лениво раскачивался из стороны в сторону.

Карслейк слез с плота с лицом, перекошенным злобой. Подскочив к Ральстону, он свирепо завопил:

— Ты, идиот проклятый! Из–за тебя мы потеряли параван. Ты чего тут раскомандовался? Отвечай, черт тебя побери!

Ральстон сжал губы, но ответил достаточно почтительно:

— Виноват, сэр. Но иного выхода не было. Рука Ферри…

— Черт с ней, с рукой! — чуть не верещал от ярости Карслейк. — Я тут главный… я отдаю приказания. Погляди! Ты только погляди!.. — Он показал на обрывок троса. — Твоя работа, Ральстон, идиот несчастный! Параван пропал, понимаешь, пропал!!

— И в самом деле, — произнес Ральстон, с деланным изумлением посмотрев за борт. Потом, с вызовом взглянув на Карслейка, похлопал по лебедке. — Не забудьте и про это. Лебедка тоже пропала, а она дороже любого паравана.

— Мне надоела твоя наглость, болван проклятый, — завопил Карслейк. Рот у него дергался, голос дрожал от ярости. — Тебя надо хорошенько проучить, и я тебя, черт возьми, проучу, наглый ублюдок!

Ральстон густо покраснел. Стиснув кулаки, он шагнул вперед и размахнулся, но сильные руки Хартли схватили его запястье, и юноша тотчас обмяк. Однако дело было сделано. О происшедшем будет доложено командиру.

Вэллери терпеливо выслушал рапорт разъяренного Карслейка. Правда, спокойствие его было лишь кажущимся. И без того хватает забот, думал он устало. Бесстрастная маска не выражала его настоящих чувств.

— Это правда, Ральстон? — спросил он невозмутимо, когда Карслейк закончил свою тираду. — Вы действительно отказались выполнять распоряжения лейтенанта и оскорбляли его?

— Нет, сэр, — в голосе Ральстона прозвучала такая же усталость, какую испытывал и Вэллери. — Не правда.

Он равнодушно посмотрел на Карслейка, потом вновь повернулся к командиру.

— Я не отказывался выполнять распоряжений. Их попросту не было.