Кукла с коляской (СИ)

Жуткие атаки на дверь больше не повторялись. Так я и не узнала, что это было: полтергейст или чья-то злая шутка. Мы поставили бассейн следующим утром, но прежнего энтузиазма у детей уже не было, и купался один Сеня. По сравнению с рекой наш бассейн выглядел жалко, и я задумала съездить с детьми на неделю в город: буду водить их на пляж, а потом покупать мороженое. Здесь-то оно редкость.

Но дети снова чем-то отравились, и на этот раз всё было серьёзней. Я ругала рыночную черешню. Врач велела срочно всех класть в больницу. Там тоже списали болезнь на черешню, и несколько дней нас лечили антибиотиками. Говоря «нас», я не имею в виду себя, так говорят все мамы, у которых болеют дети. Я тоже ела черешню, но мой организм оказался крепче детских.

Вскоре нас выписали, и всё пошло как прежде… и шло три дня, а потом начались кожные заболевания. Делать вид, что проблемы нет, я уже не могла, и пришлось класть детей на обследование в городскую больницу. Я позвонила Тане.

— Забери кошек! Три штуки. Пушистые. Не котятся. Твоя дочка рада будет.

Я отдала ей зверей вместе с сумками. Сказала, что серенькую нужно одевать зимой в кафтанчик. Танька любит животных, по крайней мере, ей не взбредёт в голову их усыплять. У Таньки уже был кот — ну и ладно, будут ещё три. Я сказала, что на время, но оказалось, навсегда.

За день до отъезда Коля объявил, что разводится со мной. Молодец, дождался самого трудного момента, чтобы меня бросить. В лучших мужских традициях.

— У тебя есть жилплощадь. Вот и потрудись мою освободить, — авторитетно сказал он. — Ты в это жильё ни копейки не вложила.

— Коль, а причину не назовёшь? — это я так, для проформы спросила. Давно знала, что к этому идёт.

— Причину? — он вскинул бровь. — Да ты на меня наплевала! Ты хоть вспомнила о моём дне рождения?

О господи! Это же был день нашего возвращения от Анжелы.

— Коль, извини, пожалуйста, я так закрутилась. Поздравляю тебя…

— Сейчас уже не надо.

— Коль, я в тот день так перепугалась из-за детей. Ну, сам бы напомнил, если у тебя такая беспамятная жена.

— А я напомнил. Спросил: где носки? У вас, у баб, привычка нам по праздникам носки дарить.

Мне было ужасно неудобно.

— Коль, прости, пожалуйста.

— Не нужны мне твои «прости». Я не слепой и прекрасно вижу твоё ко мне отношение. Чем быстрее ты увезёшь свои вещи, тем лучше. Оля не любит разгребать чужое барахло.

— Оля? У тебя вроде Катя была.

— Времена меняются, — изрёк муж.

— Это да, всё меняется. Только ты, старая сволочь, не меняешься, — беззлобно сказала я, и это был наш последний разговор.

Есть такой литературный приём — скомкать сюжет. Именно это мне и хочется сейчас сделать, потому что есть вещи, о которых писать невозможно. Наконец я подвела повествование к тому месту, ради которого и затеяла его, но поняла, что о самом главном не напишу ни строчки. Я бы могла написать большой медицинский роман с тучей кровавых подробностей, материалу у меня на целый трёхтомник, но не здесь и не сейчас. И не я. Пусть напишет кто-нибудь ещё, для кого мои дети чужие, а я уже никогда ничего не напишу. В принципе, мой рассказ подошёл к концу, но я должна уточнить некоторые детали.

Мы в спешке перебрались в город. Детям никак не могли установить правильный диагноз и делали рентген за рентгеном.

— Я смотрю, вашим детям не все прививки поставлены, — строго сказала врачиха, просмотрев карточки. — И чего же вы хотите? Нужно ставить. Больных и ослабленных нужно защитить в первую очередь.

Поставили несколько прививок, но это не помогло. Мы перешли к другому врачу, в другую клинику, и нам по новой назначили рентген. Наконец-то я своими глазами увидела цифровую аппаратуру. Эти снимки я и вручила врачу, когда он пришёл в палату к девочкам проконтролировать перевязку.

— Патологий не вижу, — успокаивающим тоном произнёс он, и я с облегчением улыбнулась: по крайней мере, у моих девочек нет туберкулёза. Аля к тому времени уже почти не ходила, и я сама превратилась в куклу с коляской, только коляска была инвалидная.

Молодая санитарка перестилала постель — совсем девчонка, едва школу окончила. Я вечно забывала, как её зовут — Настя или тоже Алина, и дважды в неделю молча совала ей в карман сотню.

— А у Пхоши на чехдаке ентген лучше был, — сказала Эля.

— На каком ещё чердаке? — поинтересовался врач.

— Они летом играли в больницу, — пояснила я. — Не обращайте внимания.

— Нет уж, я обращу. Что за Проша? Что за рентген? Рассказывайте.

И дети рассказали. Говорила в основном Алина. Произошло следующее: Проша раздобыл то ли у друзей, то ли на блошином рынке списанную рентгеновскую лампу, купил книжку и построил, как мог, рентгеновский аппарат. Умный мальчик, любит науку. Вспомнились слова Анжелы: «У него на чердаке телескоп, микроскоп и ещё какой-то хреноскоп…»

И в тот дождливый день все мои дети в течение нескольких часов торчали в душном чердачном помещении в обществе этого юного гения и делали опыты. Просвечивали друг друга, книжки, цветы, просто сидели рядом — день-то скучный, на улицу не выйдешь. И всё это время лампа была включена.