Кукла в чужих руках

Сжимая одной рукой мою шапку, другой он прикоснулся холодными пальцами к моей щеке. Его ладонь уверенно скользнула на шею, пальцы зарылись в волосы на затылке. Он притянул меня к себе, и я закрыла глаза.

Его губы были горячими, объятия — крепкими. Целовались мы долго. Упивались друг другом, как путники, нашедшие в пустыне оазис с долгожданной водой.

И вдруг зазвонил его телефон. «Сплины» разрывали воздух над заброшенным шоссе. Я открыла глаза и отстранилась:

— Юлька звонит.

Он вытащил телефон и, проведя по экрану, сбросил вызов.

— Сонька, ты понимаешь, что это значит?!

— Что мы ее обманываем?

— Связь появилась! Сейчас я Ленке позвоню.

Я презрительно скривилась, а он рассмеялся:

— Пускай ее папаша за нами приедет.

Шагая в обнимку по шоссе, мы дождались Ленкиного отца и уселись к нему в машину. Всю дорогу мы целовались, не в силах оторваться друг от друга, а водитель удивленно косился на нас в зеркало заднего вида.

— А вы точно родственники? — спросил он, когда мы выходили.

— А чё, не похоже? — подмигнул Кирюха и захлопнул дверь.

Глава 33. Крыша

До Питера мы добрались только к вечеру. Вошли в парадную, и нас там поджидала Маруся. И как только дверь открылась, она с громким мявом бросилась под ноги. Кирюха поднял ее и засюсюкал:

— Маруся, голодная ты моя девочка! Как же ты малышей бросила? — А потом мне: — Софико, доставай ключи, кошку покормить надо!

Но оказалось, что свои ключи я забыла. Поэтому он вручил мне кошку, а сам принялся рыться в рюкзаке. Маруся нисколько не возражала — прижималась ко мне и терлась лбом о мой подбородок.

И вдруг откуда ни возьмись сверху спустился Рафик. Он преградил нам путь и вытащил из кармана телефон.

— Подходи, дорогой, как договаривались, — сказал он в трубку, а потом обратился к Кирюхе: — Куда ж ты, сука, сдриснул? Я тебя, падла, вторые сутки жду.

— Ну, дождался? Соньку пропусти, я не убегу, не бойся.

— Кореш подтянется, тогда решим, кого куда! — гадко ухмыльнулся тот.

Я осторожно опустила кошку на пол, и она стремглав скрылась наверху.

— Уходи, Сонь, — глядя на Рафика, процедил Кирюха.

Но я упрямо мотнула головой. Тогда он потащил меня вниз по лестнице. Однако не успели мы миновать пролет, как послышались шаги и показался похожий на Рафика мужчина в черной куртке. Сердце мое прыгнуло в горло, а дыхание перехватило.

— Раф, — сказал мужик деловито, словно не замечая нас, — у меня поезд через два часа!

Рафик спустился на несколько ступеней и встал у нас за спиной.

— Слышь, Жмур, Кукла тут подождет, а ты рыжьё подгони!

Он обхватил меня за плечи и крепко сжал. Кирюха дернулся ко мне, но приезжий мгновенно выкрутил ему руку.

— Э-э-э, — протянул родственник Рафика, — деньги где? Только не ври! Ненавижу, да!

— На чердаке, — сдался Кирюха.

Поторапливая, мужик потянул заломленную руку, Кирюха сдавленно выругался, и оба они исчезли на чердаке. Сразу стало понятно: никакой честной сделки не состоится.

— Слушай, Куколка, — Рафик сзади крепко обнимал меня, — почему я тебе не нравлюсь?

— Потому что ты урод!

Скосив глаза, я примерилась к оголенным волосатым запястьям и впилась в них зубами. Рафик взвизгнул по-бабьи и на мгновение ослабил хватку. Этого мне хватило, чтобы выскользнуть и броситься на чердак. Больше бежать было некуда.

В два прыжка я одолела пролет, взлетела по перекладинам и захлопнула дверь. Подхватила с пола деревяшку — обломанную ножку стула — и заперлась на нее, как на щеколду.

Отдышавшись, я медленно двинулась вглубь, к лесенке на крышу. За спиной, приглушенные дерматином, неслись угрозы Рафика убить меня.

А на улице шел снег. Крупные белые хлопья плавно летели и ложились тонким слоем на железные листы крыши. От выхода тянулась цепочка следов, на конце которой стоял родственник Рафика. Спиной ко мне, заслоняя собой Кирюху. Тот заметил меня, но даже бровью не повел.

Ступив на крышу, я поскользнулась и в испуге схватилась за косяк. Держась за деревянный шершавый откос, я следила за Кирюхой. Он наклонился к печному выступу и начал шарить, отыскивая нужный кирпич. Потом медленно выпрямился. В руках он держал ту самую, найденную нами в начале осени, жестянку. Он отдал ее мужику в черной куртке, и я почувствовала острый укол разочарования.

Осторожно ступая по скользкой крыше, Кирюха обошел мужика, который замешкался, открывая жестянку.

— Давай, Софико, быстрее! Валим! — прошептал мне, оказавшись рядом.

— Там же Рафик! — предупредила я.

Кирюха зло выругался и потянул меня за собой.

— Убью! Сука! — раздалось за нашими спинами.

Я оглянулась: мужик отбросил в сторону жестянку и побежал за нами. Но, поскользнувшись, резко сбавил ход. Кирюха рванулся вперед, я за ним.

Бежали мы быстро, подошвы скользили, а сердце мое бешено колотилось о ребра. Перебравшись через заграждение, мы вскарабкались на соседнюю крышу и спрыгнули с высоты человеческого роста на гулкий металл.

— Кир, — просипела я на бегу, — что происходит?

— Мы сваливаем!

— Но ты же все отдал!

Но тут крыши закончились, и мы затормозили возле «тропы».

Кашляя, Кирюха согнулся и уперся руками в колени. Дыхание со свистом вырывалось из его груди.