Кукла в чужих руках

Блюдце рванулось, будто только и ждало этого вопроса. Мы едва успевали придерживать его край. Стрелка быстро заметалась от буквы к букве.

— Утрата, — прочитали мы хором.

— Чего-о?! — возмутилась я.

Блюдце снова поползло по бумаге:

— Раскаяние.

— Что за хрень? Кира?!

Но он растерянно пожал плечами.

— Боль, — снова прочитали мы.

А потом произошло совсем непонятное. Блюдце застыло на мгновение, а потом сложился вопрос:

— Кто тут?

Мы переглянулись.

— А ты кто? — взяла на себя смелость спросить Юлька. — Ты дух женщины?

Стрелка остановилась напротив «да».

— Откуда ты?

— Я всегда тут, — написало блюдце.

Мы снова переглянулись. На Юльке лица не было, и даже Кирюхе стало не до смеха.

— Как твое имя?

Блюдце постояло, словно задумавшись, а потом из букв сложилось «Софья». После блюдце закрутилось волчком, а мы дружно отдернули пальцы. Когда стрелка остановилась, я тоже застыла. Потом схватила это злополучное блюдце и со всего маху швырнула в Кирюху. Он увернулся, и блюдце брякнулось о стену. Послышался звук падающих осколков.

— Сонька, ты чего? — Кирюха прикрывал руками голову.

— Иди лесом, Кира! Что за гадкие приколы?

— Сонь, Сонь, постой. — Кирюха подсел ко мне, и я замахнулась на него. Но он перехватил мою руку. — Соня, я этого не делал.

— Да конечно! Я тебя не знаю, что ли?! Вечно ты со своими шутками! Издеваешься?

— Поверь, Соня, это не я!

— Юлька, ты?!

Но по ее глазам было понятно, что — нет.

— Кира, я тебе не верю! Сейчас получишь!

Я снова замахнулась, и мы начали возиться, пока Кирюха не обхватил меня обеими руками. Уткнувшись носом ему в плечо, я почувствовала знакомый запах стирального порошка. Он окунул меня в детство. Сколько раз я ревела, обиженная Кирюхиными приколами, но он же сам и оказывался моим утешителем.

— Признайся, что это ты! — пробубнила я ему в подмышку.

— Ой, да хватит вам! — подала голос Юлька.

Она сидела откинувшись на спинку стула и покачивала ногой.

— Вы поцелуйтесь еще!

Изумленная нелепостью ее предложения, я посмотрела на Кирюху. Он криво улыбнулся. Эту его ухмылку я хорошо знаю: ямочка на правой щеке и выступающий верхний клык. Так он улыбался, когда замышлял что-то рискованное. Именно с такой улыбкой мне всю жизнь предлагалось: искать клад в цветочных горшках, соревноваться, у кого быстрее пакет с водой до первого этажа долетит, попробовать на вкус зеленый фломастер, лизнуть качели на морозе, спереть чупа-чупс в супермаркете, перепрыгнуть турникет в метро. Или как сегодня — станцевать на краю крыши.

— Пффф! С братом целоваться — извращение! — засмеялась я, отстраняясь.

— В смысле? — не поняла Юлька.

Кирюха приподнял темную бровь. Он не двигался и пристально смотрел на меня, и я верила, что уж кто-кто, а он-то меня понимает!

— В прямом! Мы с Кирой — как брат с сестрой. Он за мной даже вещи донашивал! Да, Кир?

— Точно, — подтвердил он и разомкнул объятия.

— Все понятно, — сказала Юлька и пересела к нам на диван.

Она взяла Кирюху за руку и провела пальчиком по татуировке.

— Скажи, это стриж или ласточка?

— Ласточка. — Он развернулся к ней.

— А зачем? — Юлька заглянула ему в лицо, словно подставляя губы для поцелуя.

Кирюха понимающе усмехнулся и покосился в мою сторону. Тут до меня дошло, что я в комнате лишняя.

— Ты знаешь, среди моряков есть поверье: когда человек умирает, то ласточка провожает его душу на небеса, — сказал он.

— Ты же не моряк! — улыбнулась Юлька и придвинулась еще ближе.

— Все мы когда-нибудь умрем. Почему бы при жизни не выбрать себе провожатого?

— Правда? — ехидно поинтересовалась я. — Ты эту ласточку набил два года назад, потому что мне проспорил!

— Было дело, — засмеялся Кирюха. — Спасибо, что не выбрала розу или Микки-Мауса!

— Всегда пожалуйста! Наслаждайтесь! — Я вышла из комнаты, чтобы до утра в нее не возвращаться.

Глава 5. Рассвет

Закрыв за собой дверь, я поплелась на кухню. Меня слегка пошатывало от усталости и выпитого, а перед глазами все кружилось и кружилось блюдце. Проходя по коридору, я стянула с вешалки куртку и отправилась на диван.

Для такой маленькой коммуналки, как наша, кухня тут шикарная, размером как обе комнаты, вместе взятые. Диван стоит посередине, между окон. Он как бы отделяет нашу половину от тёти Наташиной и является нейтральной территорией. Раньше, когда Кирюхина мама еще не так налегала на спиртное, мы вчетвером отмечали тут праздники: дни рождения, Новый год. А потом моя мама нашла себе Игоря, а тетя Наташа — бутылку, и совместные посиделки закончились. А диван остался. Большой, коричневый, с мягкими подлокотниками и продавленным сиденьем.

Я завалилась на него и накрылась курткой. Вспомнилось сегодняшнее гадание, и я поежилась: а вдруг все правда, а Юлька и Кирюха ни при чем? Отмахнувшись от этих мыслей, я свернулась калачиком.