Кукленок хочет замуж. Друга детства не предлагать

— Делай что хочешь, я буду мыться, — рявкнул Саша, убирая с себя мои руки. Он, действительно, взял мочалку, вылил на неё гель для душа, принялся растирать по себе пену.

— Ох, — только и выдохнула я, но больше восхищённых звуков решила не издавать. Саша от меня отвернулся, быстро и энергично продолжая мыться, а я смотрела, как по его телу стекают мыльные разводы и кусала губы.

— Я замёрзла, — наконец выдала я, потому что теперь мне хотелось обратно в объятия этого моющегося мокрого бога.

— Могли бы уже греться, — заметил Саша, не прекращая мыться. Но потом как-будто смягчился. — Помыть тебя?

— Не, не надо, не люблю этого… — опять выдала я, понятия не имею, зачем? Вообще-то мне этого хотелось.

— Как хочешь, — Саша бросил резко и опять отвернулся. Чтобы не стоять рядом, я присела на пол душевой кабинки — на сброшенную мокрую одежду. Саша домылся и открыл дверку, впустив более прохладный, чем внутри, воздух. Я поёжилась.

— Жду тебя в спальне, — небрежно, как показалось мне, бросил Сашенька и вышел, обернувшись в полотенце.

— Да пошёл ты, придурка кусок, — шепнула я неслышно ему в спину, поднялась, сделала воду погорячее и принялась медленно и самозабвенно мыться.

Я несколько раз промыла голову, несколько раз полностью намылилась, взбивая на себе густую пену, и вообще — наконец-то согрелась, расслабилась и кайфовала, не особо думая про Сашу. Что я с одним парнем не справлюсь? Да и фиг бы с ним — он просто избалованный мудак! Таких надо ставить на место. Властью, данной мне как красивой девушке, я просто обязана пользоваться и строить в рядок таких Сухожаровых. Я Саше не подстилка, чтоб по щелчку его пальцев прыгать в койку. Так я думала, пока мылась, как вдруг дверка душевой резко открылась.

— Ты тут не смылась ещё? — на меня опять смотрел Сухожаров Саша. Ну а кто бы ещё это мог быть в этой квартире?

— Не смылась, — ответила я, играя с пеной.

— А красиво! — Саша уставился на меня, внимательно разглядывая. — Давай я помогу?

— Опять в душ полезешь? Где мокро и скользко? — начала язвить я.

— Мне было нормально, — усмехнулся Саша, — это одна вредная колючка жаловалась.

— Я не вредная, — я продолжала медленно намыливаться, ловя себя на мысли, что Саша только смотрит, но не прикасается ко мне, и это тоже возбуждает — не меньше его недавних лапаний.

— Всё, я тебя забираю, — Саша вламывается в кабинку, хватает меня и вытаскивает.

— Я не домылась! — сопротивляюсь я, изгваздывая Сашу в мыльной пене.

— Домылась, чище некуда, — Сухожаров не сдаётся, сгребает скользкую и мокрую меня в охапку и вытаскивает.

— Я теперь хочу в душе! — продолжаю орать я, пытаясь вернуться под водные струи.

— Да не вопрос, — Саша вытаскивает презервативы, — у меня всё с собой.

— Ну надевай, что встал! — я зачем-то бью Сашу по груди.

— Что встал? — переспрашивает он. — А как ты думаешь, что?

Он, конечно, как всегда не про то, про что я. Ну или про это тоже.

— А ты что такой грубый? — я опять толкаю Сашу, правда, сначала дождавшись, чтобы он надел то, что я потребовала надеть.

— Я грубый? — Саша удивился. — А кто-то на трёпку нарывается.

— А тебе не слабо? — я начала отступать, пятясь, и наткнулась задом на стиралку.

— Не слабо, — дорогой Сашечка развернул меня, уложив на крышку стиралки на живот. Я начала истерично ржать, обнимая руками бока стиральной машинки.

— Это чё за хрень? — не понял Саша. А вот нечего! Пусть теперь трахает девушку, ржущую кониной.

— Не могу, мне плохо! — простонала я. — А ты ведь даже и не начал…

— Ну ты сука, Женя, — внезапно зло отреагировал Сухожаров, поднимая меня и поворачивая к себе лицом.

— Подсади меня, — только ответила я, похлопав ладонью по стиралке. Саша послушался, и даже сделал больше, так что я смогла только прохрипеть.

— Я же сказала подсади, а не всади.

— Ты, может, заткнёшься, уже? — прорычал Саша мне на ухо, но он мог и не просить, потому что дальше разговаривать я не могла, только стонать, обнимая Сашу ногами.

Трахались долго и неистово, потому что я, видимо, довела Сашу до кондиции — конечно, убивать он меня не будет, но готов затрахать до смерти. А потом мы очень долго целовались — но потом: в процессе ни разу. И после Саша был на удивление нежным, обнимал, снимая меня с машинки, долго гладил по всему телу и попе.

— Ты мне, возможно, что-нибудь порвал, — решила продолжить зубоскальство я.

— Что бы я тебе там порвал, — не стал слушать Саша, продолжая целовать меня. И по нашим поцелуям и ласкам он заключил:

— Ты что ещё хочешь?

— Ага, — довольно закивала я. До спальни мы добрались, собрав по пути все дверные косяки, столики и вообще — все поверхности.

— Я так и знал, что тебе в постели будет скучно, — резюмировал Саша. А я, пообтесавшая своими бочками все жёсткие поверхности в этой квартире, сообщила, что давно согласна на мягкую постель.

Перед тем, как заснуть, Саша гладил мои волосы, и вдруг сказал:

— Ты не Куклёнок, ты мелкий дикий зверёк.

— Ты ещё скажи: кошка или тигрица, — фыркнула я, нежась в мужских объятиях.

— Дикий зверёк. Бешеный лемурчик. Но я тебя приручу.