Кукловод

– Все может быть, – сказал я с философским видом и засобирался. – Ладно, Оля, спасибо тебе за содержательную беседу, ты мне очень помогла. – Я поднялся из кресла. – В какой больнице лежит Юра?

Шерманова оживилась:

– Ты хочешь к нему поехать?

– Если ты не против, – пошутил я.

– Конечно, не против, – широко и добродушно улыбнулась Оля. – Лежит он в шестидесятой городской больнице в хирургическом отделении. А ты на машине?

– Да.

Шерманова обрадовалась и всплеснула руками:

– Ой, как здорово! Может быть, возьмешь меня с собой?

Охота была с девицей с такой распухшей физиономией по городу раскатывать да расхаживать. Хотя, если к Юрке одному заявиться, он может и не пойти на контакт, а бывшая одноклассница наверняка сумеет уговорить его быть со мной откровенным. Прикинув все «за» и «против», я решил взять Шерманову с собой.

– Почему бы и нет? – Я раскинул руки так, словно приглашал Олю войти в распахнутые мной объятия. – Возьму, конечно. Собирайся.

– Я быстренько! – вскочила со своего места Шерманова и засуетилась.

Тычилин и другие

Нина также изъявила желание поехать со мной и Олей к студенистому.

Когда мы с черного хода вышли из театра, то увидели, что во внутреннем дворике неподалеку от крыльца стоит черный «Вольво»-купе, возле багажника которого копошится Малютин.

– А как это Женя умудрился сюда на машине въехать? – удивился я, уставившись на звукооператора. – На эту территорию въезд автотранспорта вроде бы запрещен!

– А он у нас крутой! – проговорила Ольга и многозначительно посмотрела на меня, явно намекая на недавний разговор со мной о Малютине и о его амбициях. – Он где-то умудрился пропуск выписать на свою машину.

Спускаясь в компании молодых женщин по ступенькам крыльца, я ощутил на себе полный лютой злобы взгляд звукооператора. Силен ты, Женя, флюиды ненависти посылать! Да только не испугаешь меня, парень! Я сам кого хочешь взглядом испепелю, а руками в порошок сотру.

Глядя на Малютина, я ухмыльнулся, подмигнул и едва успел удержать за руку Нину, которая направилась было к звукооператору, очевидно, с целью предложить отправиться вместе с нами проведать Тычилина.

– Не надо! – попросил я мягко, но настойчиво, направляя молодую женщину в избранном нами направлении.

Ах, эти большущие темные, словно самой темной обжарки кофе, глаза! Сведете вы меня с ума! В ответ на наивный удивленный взгляд актрисы я наклонился к ее шелковистым волосам и шепнул в ушко:

– Не надо, я ревную!

На самом деле я не ревновал, просто не хотел, чтобы Нина раньше времени встречалась с Малютиным и тот ненароком проговорился ей о нашем «мужском» разговоре. Кто его знает, обрисует еще меня извергом и садистом, а мне пока не хочется портить отношения с актрисой – расследование не закончил, да и… не налюбился еще.

Нина посмотрела не меня как-то странно, но подчинилась и пошла рядом со мной.

Несколько минут спустя мы уже сидели в моем «БМВ». Ехать до шестидесятой больницы на наземном общественном транспорте примерно час, на моем личном автомобиле мы затратили времени в два раза меньше. Разумеется, все мы когда-то бывали в этих краях, но где именно находится больница, никто из нас понятия не имел, а потому пришлось изрядно попетлять среди домов, домиков и строений, прежде чем мы выехали к высокому длинному, из железных решеток, забору шестидесятой больницы.

Время для посещения больных было подходящее, палата, где лежал Юрчик, женщинам из утреннего телефонного разговора с ним была известна, так что мы без проблем поднялись на четвертый этаж в хирургическое отделение, отыскали дверь с нужным номером и, постучавшись в нее, вошли.

В длинной узкой комнате места хватило как раз для того, чтобы вместить в нее четыре больничные койки, четыре тумбочки, стол с двумя стульями и раковину с краном. Тычилин занимал дальнюю справа от окна койку. Напротив него лежал бомжеватого вида мужик; на ближней слева кровати почивал парень с загипсованной ногой, справа – молодой мужчина с жестким шейным бандажом. Среди этой компании инвалидов наш Юрчик был самым изуродованным. Честно говоря, я никогда раньше не видел до такой степени избитой физиономии. Видимо, героико-монументальный угодил ногой в особо чувствительную зону на физиономии Юрчика, вызывающую небывалую отечность. Мало того, что голова Тычилина распухла, как баскетбольный мяч, так еще левая сторона лица съехала вниз, и глаз оказался напротив ноздрей, а щека так вообще на шее. Такая морда на конкурсе избитых физиономий запросто первое место взять может.

– Ну, здорово, герой! – с порога сказал я и помахал Тычилину рукой. – Вижу, вижу, ты и здесь уже порезвился, негодник – одному шею свернул, другому – ногу, третьему физиономию покарябал!

Двое: с больной шеей и загипсованной ногой открыли глаза, и вся компания пациентов палаты посмотрела на меня как-то странно. На меня вообще почему-то всегда странно смотрят, когда я прикалываться начинаю. А бомжеватый так вообще, прихватив журнал, встал с кровати, бочком, бочком протиснулся между нами и вышел за дверь – то ли испугался чего-то, то ли место рядом с Юрчиком освободил.