Кукловод

— Ррраргх! — свирепо зарычал старый орк, налетая на соперников.

Начиналась общая драка. Задорно взревели остальные, размахивая тяжелыми кулаками. Что-то шевельнулось и в душе Ферро, с трудом он сдержал себя не броситься в гущу сражающихся… А там позади, лежала в руинах Империя. Многое рассказал ему нос за время, проведенное в пути. Там, за Рейнгардом, за Фиором Болотным, раскинуло виноградные лозы множество садов, расползались зеленые луга, стояли города, где пели песни менестрели и весело торговали крестьяне, в небе проплывали цеппелины, смеясь над птицами, высились башни, строго взиравшие на горизонт… И нет их больше, ничего не осталось, все сгорело или раздавлено мертвой ногой, рассказало звериное чутье. И на вряд-ли отец выжил чудесным образом, или сохранился дом, который построил еще Дед, один из Руров огромной Орды…

— Проводить тебя на восток? — закинул Ферро меч за спину. Ху-Горх сшил ему прекрасные ножны в благодарность за общую песню. Леди Нелль радостно улыбнулась, хватая жилистую руку бывшего свинопаса. Пальцы у нее стали холодные, жесткие, сильные, так что он был вынужден слегка отстраниться.

— Пойдем. Возвращаться мне некуда, — зашагал Ферро в сторону востока, сам не зная отчего столь легко согласился на скрытую просьбу спутницы.

* * *

Путано и долго объяснял Треветик отчего госпоже так необходима личная аудиенция. Мялся, сыпал льстивыми эпитетами, твердил о величии Империи, пока Стормо не оборвал его жестом. Он согласился.

Нужно было принести извинения. Не такой славы он хотел… Славы Императора, способного справиться в бою лишь с женщиной.

— Мой Император, — приподнялась Миледи Реле, сделав традиционный книксен. Первый раз в жизни. Получилось неловко.

— Вы хотели меня видеть? Зачем? Ректор опустилась в мягкое кресло, предлагая присесть Императору.

Ее кабинет был прост и строг. По центру массивный стол. Рабочий стол, это сразу заметно по кипам бумаг и сваленным в кучу миниатюрным копиям механизмов. Большей частью копии разобрались на запчасти в бесчисленных попытках выявления неисправности (колесо цепляет колесо и вертится, как такое может не работать?). Живопись Ректору была чужда, со стен гордо реяли чертежи, а за нависшим чудищем книжных шкафов крылись узкие просветы окон. Комната находилась на вершине одной из самых высоких башен Рейнгарда — в окна заглядывало поле битвы, остов погибшего Северного Воина и худые, редкие облака. Миледи приторно улыбнулась. Стормо успел привыкнуть к фальши магистров. Но царапины от кольчужной перчатки на лице девушки фальшивыми не были. Он отвернулся в другую сторону.

— Прошу прощения за свой поступок.

— Мои слова были необдуманы, — махнула рукой Ректор. — Моя оплошность, мой Император. Телесные наказания прописаны нормами Пипютра. Это не должно тревожить вас. На коленях девушки покоилась книга летописей. Та самая, что когда-то была у нее в памятный день последней встречи, у фамильного имения Торрий. Случайность? Ректор поправила волосы, прикрывая ужасный шрам. На столе невзначай оставлены бокалы и сосуды с вином.

Миледи взмахнула ресницами, продолжая растягивать губы учтивой дугой:

— Может желаете ударить меня еще раз, мой Император? Давней мечтой Уро Торрия являлся брак меж семьями истинного правителя и фактического. Всеми силами он, в свое время, способствовал этому. Вот так, миролюбиво пытался восстановить и упрочить положение рода ведущих легионы. И все, разумеется, бестолку, как и прочее, к чему дерзал. Стормо хмуро оскалился зубами в ответ.

— Зачем вы просили этой аудиенции? — сказал он прямо, обрывая нелепые заигрывания. Госпожа Ректор закинула ногу на ногу, откидываясь в кресле.

Захлопнув древнюю книгу, она покорно склонила голову.

— У меня есть к вам предложение, которое спасет нас всех.

— Мне сообщали, при падении вы сбросили на верную смерть больше половины экипажа вместе с палубой. Я не уверен, что нуждаюсь в советах человека, принимающего подобные решения.

— А вы, Сир, отдали легионерам приказ о самоубийственной атаке. Император недобро взглянул на Миледи. Исподлобья. За каждого легионера, за стражей, за Мейера ему предстоит когда-нибудь ответить перед родом. Невольно сгорбился Стормо от груза своей вины.

— Я вижу, вы под властью древнего предрассудка о том, что всякий человек имеет право на жизнь.

— Жизнь любого важна, Миледи.

— Посмотрите в окно, Император.

— Ну и?

— Видите обломки Северного Воина? Представляете, сколько людей трудились над каждой его деталью?

— Тысячи? — со вздохом прикинул порядок Стормо.

— Представьте весь путь, Император. От первой кузни, от первого в Империи гвоздя, от первой обработанной доски и до парового котла и электричества. На сколько велик этот путь? Любой человек в сравнении с тем отрезком меньше, чем точка. Что он значит, этот человек, в сравнении с делами всей Империи? — Миледи Ректор вскинула уцелевшую бровь, указывая на очевидность мысли. — А тот, кто и вовсе бесполезен для великого пути и не способен продвигать его дальше, права на жизнь лишен. Они не могли починить Северного Воина, значит, и жизнь их не имела смысла.