Кукловод

Мифологический Мастер-Мечник воздвиг стены, вокруг трех континентов, дабы никто и никогда не добрался до наследия древних, которое (как говорят) может уничтожить все. К слову сказать, никто и не добрался до сей поры. Никто и никогда не проникал за каменные стены края мира, а вот упоминания о выходивших из-под круга обороны встречались в избытке. Чудища, ожившие мертвецы, демоны и… И ученики мастера, легендарные подмастерья, так их звали в сказках. Они скрывают свои лица масками, называют друг друга «Охотник» и слывут непобедимыми воинами… Может и вправду стоит поймать одного из этих неуловимых леприконов. Они ведь однажды преодолели стену в одну сторону, значит должны знать, как пройти и в другую. Лицо миледи разгладилось, — ей нравилось, когда задача решалась хотя бы теоретически.

— Миледи? — послышался голос вошедшего советника.

— Да, Гласиус?

— Вас ожидает завтрак.

* * *

— Гррх! Сколько? Огромная туша северного орка нависла над Сириусом, но страха он не испытывал. Разучился. Уже очень давно. Со времен войны. Снова зудит под черепом — и вспоминается — железная хватка челюстей, сжимающих голову. Слюна зверя стекает по лицу. Когти разрывают брюхо. Исчезает зрение, потом слух.

— Сам посуди. Меч — хороший, добротный. Много врагов положил им Орлукс… А зачем он тебе?

— Оружие для нового брата.

— Вы что, грязные скоты, здесь размножаетесь? Глаза орочьего вождя заполнились яростью, но он себя сдержал.

Все-таки торговля — величайшее изобретение человеческой цивилизации.

— Три глурха? — предложил орк, придерживая за хвосты мертвых крыс. Сириус придирчиво обнюхал подношение.

— Стухли. Ясно, что стухли. Живность спускается в «Яму» только в разгар полярной зимы. До той поры — опасается.

— Р-ргх! — Недовольный торговлей вождь зашагал к выходу из камеры, внимательно оглядываясь по сторонам… Обширна система подземелий под Гибургом. Узники театра не заходят далеко, ибо знают — конца и края нет этим крысиным лазам. Да и что, или кто кроется там, в той непроглядной тьме, за гранью костров и решеток? «Каменные змеи» — негромко шепчутся осужденные гномы, бросая суровые взгляды в мрачные проемы. «Демоны там!» — огрызаются орки, когда стражи гасят верхние огни. Бывает, Ро-Гхраку, орочьему вождю, привидится нечто во сне, и он будит все племя с криками: «Грольгруф! Грольгруф! Подымай топоры!». И племя бодрствует целыми ночами, поблескивая глазами в ночной тиши, настороженно втягивая запахи звериными ноздрями. Спиной к спине. С оружием в руках. Страшен этот Грольгруф особенно потому, что так и не появился ни разу из тьмы. Терпеливый значит хищник. Опасный. Орки остерегаются его пуще дракона. Дракона хотя бы видно.

Днем тоже стоит быть начеку. В борьбе за лучшее место в камере убивают нереже, чем на сцене. Сейчас и вовсе осень — сезон казней. И новички валяться сверху, как зрелые яблоки с деревьев южных земель.

Скрашивают бесконечную скуку актеров. Скучно и местному чемпиону. «Острый ты» — буркнул он, поцарапавшись пальцем о край выпирающей трубы. Появилась кровь, и он старательно слизал ее. «Не железный. Живой» — облегченно вздохнула Эль. Впрочем, возможно лучше бы железный — «Железный не станет мучить. Просто стукнет по голове». Но чемпион против всяких ожиданий бездействовал. Половину фазы назад стражи привели эльфиек в его камеру и бросили под ноги:

«Теперь это твоя собственность, великий воин. Можешь делать с ней, что хочешь». В голосе сквозило неимоверное уважение, не смотря на то, что великий воин был рабом. Аль так и застыла в углу неподвижной статуей, обняв за плечи сестру Эль, маскируясь под камень, боясь пошевелиться перед этим перевязанным человеком. Наверное, раны его никогда не заживают оттого, что он сражается слишком часто, или, быть может, он один из обреченных людей родом с острова прокаженных. Человек пленниц не замечал. Был слишком занят курением своих травяных палочек. Аль ожидала чего угодно, — смерти, или еще чего хуже, но не полного безразличия. И пусть тот все-таки иногда говорил, но шепотом и только сам с собой… и другими неодушевленными предметами.

— …станцевать что-ли… — бормотал он время от времени, поглядывая на стеклянный стакан. Обстановка камеры — солома на полу да раскаленные трубы, уходящие в стены. Вместо потолка — ярусы решеток. И там, высоко, виднелась тулуркская улица, солнце и едва различимые ноги прохожих. «Сколько лет провел здесь этот человек? Попытаться ли убить его спрятанным лезвием, когда уснет?» — размышляла принцесса — «И сможет ли эльфийский двор договориться с Ректором Реле о выкупе? Наша цель важнее любых сокровищ…». Подземная зала под театром истинно огромна. Многочисленная стража, в броне и копьях, предпочла вести эльфов практически бегом, столь страшны были здешние обитатели. Общая клетка поделена на несколько мелких. Новички сидели в общей, а лучшие актеры театра в отдельных. Через сквозные решетки многие пленники разглядывали тонкие фигуры эльфиек, но никто не осмеливался зайти в «покои» чемпиона. Ужин. Ужин. Ужин. Это люди сластолюбивы, а местные жители просто голодны.