Кукловод. Кровь Солнца

— Да, твои легенды не солгали, Веселый остров существует, моя, существует и там живут те, кто умудрился спрятаться не только от мира внешнего, но, пожалуй, и того, что существует параллельно. Думаю, видит их только Господь. Я случайно нашел его — полагаю, его можно найти только случайно. Там в самом деле все поросло самыми лютыми к человеку джунглями, которые просто кишат маленькими черноволосыми охотниками за головами, ядовитыми растениями, змеями, насекомыми — всем, что может напугать человека и убить его. Взять там нечего — предположим, что нашелся бы кто-то, кто вздумал бы превозмочь и охотников, и природу острова — это просто невыгодно. Там поможет только крупномасштабная армейская операция, которая ничего не даст в качестве трофея. Ни золота, ни нефти, ни металлов, ничего. А чтобы овладеть островом, его надо превратить в выжженное пятно суши в океане. Стратегически он тоже никому не нужен. Для любых выдумок белого человека он не подходит вообще. Это если предположить, что его все же найдут. Временами его находят, но назад никто не возвращается, или, если кто-то был там до меня так, как побывал я, и ушел, возвращается и помалкивает. И это если забыть, кто правит им на самом деле. Я не буду тебе о них рассказывать, ты о них и так знаешь куда больше, чем может знать человек. Они не убили меня, как видишь. Маленькие охотники тоже меня не тронули — видимо, на меня шел запрет, иначе никто бы меня не спас, черноволосые каннибалы убивают так быстро и ловко — я видел это сам, — что там и часа не протянул бы даже самый тренированный человек. Знаешь, они совершенны — маленькие, кровожадные, тихие, тарахтящие что-то, у них какой-то странный язык. Я познакомился с ними потом. Как они регулируют свою численность? Бог весть. Остров огромен, племен там немало, но все же — чудо. Головы там самый важный предмет торговли, головы белых особенно. На моих глазах они охотились за группой вооруженных людей, которые прибыли туда на большом катере. Или наркокартель, или что-то вроде, не знаю. Двадцать два человека с автоматическим оружием. Как я понимаю, катер сдох сразу же, как только причалил, а сигналы о бедствии остров посылать не дает — я убедился в этом, этот катер не был… Единственным.

Они не выпустили никого, не потеряли никого, взяли в плен столько, сколько планировали и устроили такой пир, что кровь стыла в жилах. А потом утопили катер — и дело с концом. Возможно, это самые мелкие каннибалы на Земле — ростом они чуть выше метра с небольшим. Это настоящие воины. Настоящие охотники. Они бесшумны, невидимы, они даже не пахнут, они — это ожившие джунгли, которые противятся приходу чужаков, моя. Они стреляют ядовитыми стрелами из трубок, а яд на каждый случай у них особый. Еще они пользуются обсидиановыми ножами, они не знают железа. Вещи белых они утопили вместе с катером, не взяв ничего, совсем ничего. Вообще.

— А как маленькие охотники уживаются с Хозяевами? — Спросила его женщина.

— Поклоняются. Они носят им на определенные места самые вкусные фрукты и самые красивые цветы. И никогда ничего не просят. Наверное, это и есть настоящая вера. А хозяева острова, они… — Рамон замолчал, закрыл глаза, вернувшись на Веселый остров.

— Они говорили с тобой? Или просто показались? — Видимо, наличие узоров на коже Рамона не значило, что он был с хозяевами Веселого острова в близких отношениях, или, хотя бы, в физическом контакте. Словно бы это просто был штамп в паспорте, что ставят на таможне.

— Да, они удостоили меня этой чести, более того, они и научили меня, как один раз обратиться к миру духов — в разных религиях этот мир зовется по-разному, мои предки со стороны матери сожгли бы меня за колдовство, по линии отца — возможно, сделали бы верховным жрецом, не суть. Обратиться так, что в мире духов не знают, что это кто-то обратился к ним. А считают, что это они снизошли до него.

— И ты воспользовался этими знаниями?

— Да. Разумеется. Я вызвал его, Серого Шута. Призвал. Приманил. Как тебе больше нравится. Возможно, христиане знают его под иными именами, вы, вудуисты, — под другими.

— Что ты хотел, Рамон? Чего у тебя в жизни нет? Что тебе нужно еще, любимый мой бродяга? Неужели просто знание? — Она ни на миг не сомневалась в правде того, о чем он рассказывал и совсем не только потому, что она была мамбо и с миром духов имела более, чем просто тесное общение. Она верила ему. Всегда. Вот и все.

— Нет, не просто знание. Точнее, не знание ради него самого. Как ты полагаешь, то, что ты видишь, можно убить? — Внезапно спросил Рамон.

— Разумеется. Если оно имеет хотя бы подобие телесного воплощения, — отвечала она.

— Вот. Я видел зло, моя. Оно есть. Оно имеет лицо. И это лицо — человеческое. Жуткое зрелище. Существо с миллионами лиц. И я убью его, моя. Убью. В своем городе. Я сделаю этот город другим, — Рамон говорил негромко, без пафоса, без надрыва, без тяжести в голосе, которая делает слова подобными гранитным блокам, строя давящие и ломающие сомнения собеседника, здания — будь то храмы или крепости.

— Зачем?