— А почему бы и нет? Я покажу тебе рассвет над рекой, с Петровского холма увидишь, как просыпается город...
— Романтик, — усмехнулась она. — Ладно, уболтал. Только учти — лапать себя не дам!
Ага, конечно, так он ей и поверил. Зачем тогда вообще садилась? И вот он уже задирает ее майку на заднем сиденье «Мазды», нащупывая ладонью налитую молодостью грудь и затвердевший сосок, расстегивает джинсы... Она для виду покуражилась, конечно, что-то про месячные начала бухтеть. Но вскоре уже весьма охотно стала отвечать на его поцелуи, и сама принялась расстегивать на нем брюки, нащупывая пальцами набухший член...
Оттрахать себя в машине все же не дала. Предложила сделать это не здесь, а в ее якобы уютной квартирке.
— Ладно, показывай, куда ехать, — сказал он, сдерживая рвущийся наружу орган любви. Ничего, сейчас он отомстит Вике тем же способом. Возможно, что именно в это время она кувыркается в каюте с каким-нибудь корабельным мачо.
— Пока прямо, я скажу, где сворачивать.
Они петляли по каким-то закоулкам минут двадцать, пока, наконец, Эля не сказала:
— Тормози, это здесь.
Они остановились у ветхого с виду четырехэтажного дома, ни одно из окон которого не горело, а некоторые и вовсе вроде бы были без стекол, что показалось Рогозину более чем подозрительным.
— Странное у тебя место жительства, — пробормотал он.
Они вошли в темный подъезд, перешагивая через строительный мусор.
— У вас тут что, олигарх заселился, и ремонт под себя затеял?
— Не обращай внимания, тут идти осталось немного, — подбодрила его Элеонора. — Открывай эту дверь, входи...
— Это что? Это вот ты здесь живешь?! Знаешь, дорогая, что-то мне не очень хочется заниматься любовью в таком месте.
— Теперь, дружок, давать задний ход поздно...
— Ой!..
Схватившись за ужаленную ягодицу, он увидел в руке своей новой подружки небольшой шприц, наполовину наполненный темной жидкостью. Она ничего не ответила, лишь только как-то странно на него посмотрела. Виталий хотел вырвать у нее «баян», отвесить этой шлюхе пощечину... Но понял, что не может двинуть не то что рукой, а даже повернуть голову. Он моментально превратился в самое настоящее бревно, которое принялось медленно оседать на грязный, покрытый кирпичной крошкой пол.
В следующее мгновение он увидел над собой лицо Элеоноры. Вернее, контур ее лица, освещенный пробивавшимся сквозь оконный проем лунным светом.
— Ну что, милый, немного страшно?
Ему и вправду было страшно. Если бы он мог кричать, то заорал бы что есть мочи. Но он мог только смотреть в глаза той, что нависала над ним. Самое жуткое было в том, что эти глаза не принадлежали больному, свихнувшемуся существу, а глядели на него совершенно бесстрастно, может быть, лишь с малой толикой интереса, как, наверное, глядел Павлов на своих подопытных собак, вставляя им в желудок очередную фистулу.
Она извлекла из недр своей сумочки смартфон, включила встроенную камеру, и навела объектив на застывшее лицо жертвы. От разорвавшей темноту вспышки Виталий на несколько секунд ослеп.
— Эту фоточку я оставлю себе, — прокомментировала девица. — А следующую сделаю, когда ты уже отправишься в мир иной, и отправлю ее по одному адресочку.
В следующее мгновение похолодевший от ужаса бизнесмен узрел перед собой блестящее в лунном свете лезвие ножа.
— Прежде чем я сделаю операцию, мне нужно, чтобы твой дружок был в боевом состоянии, — сказала Элеонора, кинув взгляд куда-то, ниже пояса мужчины. — Отсекать этот скукоженный стручок мне не то что неприятно, а просто неудобно — боюсь промахнуться и оттяпать лишнего.
Виталий похолодел от ужаса, а она взяла его фаллос в ладонь и принялась мять, приводя «орудие труда» в боевое состояние. И, как ни странно, спустя какое-то время тот подчинился, набух и отвердел.
— А сейчас тебе будет немного больно, — сказала девица, плотоядно усмехнувшись и обнажив жемчужно-белые зубки. — Но боль принесет тебе освобождение, ты просто этого пока не понимаешь. Впрочем, и потом ты не сможешь этого понять, если только не существует загробной жизни. Заодно и проверишь.
С этими словами Элеонора сделала неуловимое движение, и ниже пояса его пронзила такая жуткая боль, что он задохнулся, едва не потеряв сознание. А спустя несколько секунд, когда ему силой раздвинули челюсти, и засунули между ними что-то еще теплое, влажное и мягкое, несчастный коммерсант пожалел, что не впал в беспамятство. У него не было даже сил выплюнуть этот сочащийся кровью комочек мяса.
— Я тут решил (или решила, как тебе больше нравится) поиграть в одну интересную игру, — между тем продолжила девушка, вновь склоняясь над полуживым Рогозиным. В лунном свете ее волосы отливали серебром, и она выглядела чудо как хорошо. Странно, подумалось бизнесмену, как он еще может думать об этом в его положении.