Кукловод судьбы [СИ]

Тень хищника накрывала белую птаху, отражая траекторию ее полета. Смешанные, противоречивые чувства теснились в маленьком птичьем мозгу. Смертельно опасный враг защищал ее — от других хищников, от любых опасностей, что подстерегают одинокую элеутерию в этом бессолнечном, промозглом краю.

Птица помнила, что он причинил ей много страданий — в другом теле, в другой жизни, но это были их тела и их жизнь. И страдания крепко связали их друг с другом. Между грифом и элеутерией словно протянулась нить, которая делала их особенными, единственными друг для друга. Тень неотступно следовала за птицей, обозначая эту нить, не давая забыть о ней.

Гриф снизился и вырулил вперед. Теперь его крупное темное тело очерчивало для элеутерии новую траекторию полета. Птица послушно пошла по его следу. Гриф набирал скорость. Его силуэт становился все меньше и меньше. В элеутерии взыграл азарт: размах крыльев у нее мельче, но энергия полета переполняет ее! Можно разогнаться так, что обгонишь и не такую громадину. Она пошла на разгон.

Туман внизу проносился с такой скоростью, что элеутерии казалось, она парит в одной точке. Хвост грифа маячил совсем близко, еще чуть-чуть — и она могла бы клюнуть этот хвост! Ха, почему бы нет? В элеутерии горело страстное желание разорвать тягостную нить между ней и грифом, выразить протест противоестественной связи.

Отчаянная пташка ускорила полет. Гриф резко остановился. Просто завис в воздухе, будто стоял на земле. Для такого трюка, с виду простенького, но на практике почти невыполнимого, элеутерии не хватило искусности. Она с разгону вписалась в большую птицу. Гриф перекувыркнулся, элеутерия ткнулась клювом в белое оперение на его груди. Тут бы ей и рухнуть на землю, как пару раз до этого полета, но лапы грифа обхватили ее за бока и удержали в воздухе. Он осторожно спускался к земле, не выпуская «добычу». Вот уже не хищник, а человек держит за плечи девушку, а не птицу.

— Еще одно свойство приобретают оборотни, — проговорил он иронично-менторским тоном, — свободу в реализации самых безумных и бессмысленных желаний. Абсолютно нецелесообразных, но раскрепощающих дух. Зачем сдерживать то, от чего можно получить удовольствие? Признайся, ты была счастлива в попытке отомстить?

— Была бы, если б успела вас клюнуть.

Он усмехнулся.

— У тебя будет шанс, когда ты научишься лучше управлять полетом.

Эдеру пробрал озноб: она перекинулась в теплой библиотеке и мерзла в легком платьице на промороженном воздухе. Кэрдан обнял ее, окутав плащом. Она невольно прильнула к нему и запоздало вспомнила… Отступать было поздно: он крепко держал ее за плечи, тело девушки утонуло в складках огромного плаща. Лицо мага склонилось над нею. Странно — он как будто помолодел, вернувшись в человеческое обличье из птичьего. Словно потемнела седина в волосах.

— Вы обманывали меня. «Лорд Делгар», которого вы мне показали, не мог учиться вместе с вами. Все, кто с вами учился, давно мертвы. Вы показали иллюзию.

— Не совсем. Делгар не иллюзия. Он действительно учился со мной. И просил о протекции для матери, обратившейся в лоно церкви. Сцена, которую ты наблюдала в камине, действительно имела место. Примерно сорок лет назад, при короле Готоре. Это что-то меняет сейчас?

Он с улыбкой смотрел на нее. Эдера вспомнила чувства элеутерии, ниточку, протянувшуюся между ней и грифом. Он прав. Нравится ей или нет, сейчас никто в целом мире — ни сестра Орделия, ни Розали, ни Матушка, ни Лаэтана — не ближе ей, чем этот безжалостный колдун, который так любит ее боль. То, что он делал с ней, открывало перед ним сокровенную сторону ее души. И наоборот, его сторону — перед ней. Эдера не хотела, не искала этого сближения и раскрытия. Но оно свершилось, по принуждению, и теперь отменить его реальность невозможно.

Ощущение особенности Кэрдана, неразрывной близости, спаянности с ним вдруг хлынуло в сердце обжигающим потоком. На мгновение девушка испугалась, что это снова его магия. Но нет, ощущения вырастали изнутри, а не повиновались чужому колдовству. Да и не было в мире такой силы, которая могла наколодовать чувство, а не просто физическое возбуждение. А еще она увидела смятение на лице Кэрдана — незнакомое, непривычное выражение по сравнению с неизменной хищной насмешливостью. Эдера осознала, что жгучая волна хлынула и в его сердце тоже. И это переживание было столь неожиданным для мага, что вышибло почву из-под ног.

Он провел ладонью по лицу Эдеры. Жесткая и костлявая, будто лапа стервятника, ладонь была неожиданно теплой. Он склонился ниже, поцеловал ее висок, затем губы. Мягко и бережно, без прежней властности. Девушка не отстранилась, а приоткрыла губы навстречу его губам и запрокинула голову.

— Сейчас согрейся заклинанием, — шепнул он, неохотно отрываясь от нее.