Кукловоды. Дверь в Лето

Поэтому-то мы и назвали нашего монстра «Горничной». Это слово должно было напоминать о старых добрых временах, когда наши бабушки помыкали юными иммигрантками, словно рабынями. Вообще-то, «Горничная» была всего лишь пылесосом улучшенной конструкции. Мы собирались выбросить его на рынок по ценам, ненамного превышавшим стоимость обычной метлы. Наша «Горничная» (первая модель, а не мыслящий робот, в которого я ее потом превратил) могла драить полы – любые полы. Делала она это весь день с утра до вечера, не нуждаясь в присмотре. А где вы видели полы, не требующие, чтобы их время от времени драили? «Горничная» их мыла, протирала, пылесосила и полировала, а что именно надо делать, ей подсказывала ее убогая электронная память. Любой предмет размером больше горошины она поднимала с пола и клала в лоток, вмонтированный в верхнюю крышку, чтобы кто-нибудь поумней решил – выбрасывать его в мусорное ведро или нет. Она неторопливо разъезжала целый день по квартире в поисках грязи, проникая в самые дальние закоулки. Стоило в комнате оказаться людям, она, как вышколенная прислуга, тут же давала задний ход, если только хозяйка не успевала догнать ее и повернуть переключатель, чтобы сообщить бедному созданию, что его никто не гонит. Ближе к обеду «Горничная» направлялась в «стойло» – быстро подзарядиться. Но так было, пока мы не установили ей «вечные» блоки питания. Первая модель «Горничной» не многим отличалась от обычного пылесоса. Но как раз «немногое» – работа в автоматическом режиме – и обеспечило ее сбыт.

Принцип автономного патрулирования я содрал из журнала «Сайнтифик Америкен»; там в конце сороковых годов была описана схема «электрической черепахи». Блок памяти я «вынул» из электронного мозга управляемой ракеты. (У этих сверхсекретных штучек есть одна замечательная особенность – их не патентуют.) Ну а чистящее устройство и другие узлы я «позаимствовал» из дюжины разных машин, таких как полотер из армейского госпиталя, автомат по продаже безалкогольных напитков или манипулятор, который применяют на атомных станциях, когда работают с «горячими» объектами. В нашей машинке не было ни одного принципиально нового узла, и весь фокус заключался в том, чтобы их скомпоновать. А «искру гениальности», что требовалось в соответствии с «Положением о патентах», мог обнаружить хороший юрист по патентному праву.

Но настоящая гениальность заключалась в нашей технологии производства: «Горничную» можно было собрать из стандартных деталей, заказанных по каталогу «Свит»; исключение составляли пара эксцентриков и одна печатная плата. Плату нам поставляли по договору, а эксцентрики я сам вытачивал на станке (излишки военного оборудования) в том сарае, который мы громко именовали «наша фабрика».

Сначала как было? Майлз да я – вот и весь «сборочный конвейер»: плоское – тащи, круглое – кати, ржавое – закрась. Опытный образец обошелся нам в 4317 долларов 9 центов; первая сотня моделей – по 39 долларов за штуку. Мы сдали всю партию фирме в Лос-Анджелесе с сетью магазинов, торговавших со скидкой, по 60 долларов за штуку; продавали их уже по 85 долларов. Нам пришлось отдать весь товар на реализацию, потому что ни я, ни Майлз не могли себе позволить заниматься сбытом, и мы чуть с голоду не подохли, пока дождались первых денежных поступлений. Потом журнал «Лайф» дал целый разворот с «Горничной»… и нам срочно понадобились помощники, чтобы собирать наших монстров.

Белл Даркин появилась вскоре после этого. Мы с Майлзом отстукивали наши деловые письма одним пальцем на ундервуде образца 1908 года; Белл стала нашей машинисткой и бухгалтером. Мы взяли напрокат электрическую пишущую машинку со стандартным шрифтом и свежей лентой, а я разработал фирменный бланк. Мы все горячо принялись за дело; Пит и я спали прямо в мастерской, а у Майлза и Рикки была хибара поблизости. Чтобы защитить свои права, мы создали акционерное общество. Для этого требовалось три человека, и мы взяли в долю Белл, назначив ее секретарем-казначеем. Майлз стал президентом и генеральным директором, а я – главным инженером и председателем правления… ну и владельцем пятидесяти одного процента акций.

Хочу, чтобы было понятно, почему я сохранил контрольный пакет у себя. Я не жлоб, просто мне хотелось быть хозяином самому себе. Конечно, хотя Майлз, надо отдать ему должное, и вкалывал как лошадь, но больше шестидесяти процентов начального капитала принадлежали мне; и все сто процентов идей и их воплощения были мои. Майлз вряд ли смог бы сделать «Горничную», тогда как я мог бы сделать ее с кем угодно в качестве партнера, а то и в одиночку. Но мои попытки превратить «Горничную» в деньги потерпели бы неудачу: Майлз был бизнесменом, а я – нет.

Но я хотел сохранить за собой контроль над производством и предоставил Майлзу такую же свободу в бизнесе. Слишком большую свободу, как выяснилось позже.