Кукловоды. Дверь в Лето

Но Ларриган, похоже, успел шепнуть обо мне доктору Бернстайну. Доктор был молод – видно, проходил при храме ординаторскую практику. Со мной он говорил довольно жестко.

– Мистер Дэвис, вы утверждаете, что сами были «спящим». Вы должны, естественно, знать, что есть преступники, которые охотятся за только что пробудившимися «воскресшими», чтобы воспользоваться их легковерием и дезориентацией. Большинство «воскресших» владеют значительными состояниями, после пробуждения они не понимают, где оказались, одинокие и немного испуганные, – идеальная жертва для всяких мошенников.

– Но все, что я хочу узнать, – куда она уехала! Я ее двоюродный брат. И я лег в «холодный сон» раньше ее и не знал, что она тоже собирается лечь!

– Вот и преступники, как правило, заявляют, что они родственники. – Он пристально взглянул на меня. – Я не мог вас видеть прежде?

– Сильно сомневаюсь. Разве что сталкивались где-нибудь в центре. – Всем всегда кажется, что они видели меня раньше. Лицо у меня принадлежит к одному из «двенадцати стандартных типов»; уникальности в нем не больше, чем у горошины в стручке. – Доктор, почему бы вам не позвонить насчет меня доктору Альбрехту в Соутелльский храм и все выяснить?

Он оставался непреклонным.

– Вам надо прийти еще раз и повидать директора. Может, он и позвонит в Соутелльский храм… или в полицию – куда сочтет нужным.

С тем я и ушел. Потом я, наверно, совершил ошибку. Вместо того чтобы вернуться и, вполне возможно, получить у директора точные сведения (заручившись поручительством доктора Альбрехта), я схватил воздушное такси и помчался прямо в Броули.

Там у меня ушло три дня, чтобы обнаружить след Рикки. Да, действительно, и Рикки, и ее бабушка жили там – выяснил я это быстро. Но бабушка умерла двадцать лет назад, а Рикки легла в «холодный сон». В Броули всего каких-то сто тысяч населения – не то что в семимиллионном Большом Лос-Анджелесе, так что найти архивы двадцатилетней давности было несложно. Гораздо проблематичнее оказалось обнаружить след недельной давности.

И часть проблемы была в том, что Рикки кто-то сопровождал, тогда как я искал одинокую молодую женщину. Когда я узнал, что сопровождал ее мужчина, то первой мыслью было: она попала в руки одного из мошенников, о которых мне рассказывал доктор Бернстайн. Тут я с удвоенной энергией продолжил поиски. Но взял ложный след, и тот привел меня в Кейликсико; тогда я вернулся в Броули, начал все сначала и проследил их путь до Юмы.

В Юме я прекратил преследование, так как узнал, что Рикки вышла замуж. А то, что я увидел в книге регистраций браков в мэрии, настолько меня потрясло, что я тут же бросил все и прыгнул в самолет, летящий в Денвер, задержавшись только для того, чтобы послать открытку Чаку с просьбой выгрести все из моего стола в конторе и переправить мне на квартиру.

* * *

В Денвере я задержался ровно столько, сколько потребовалось на посещение магазина, поставлявшего стоматологическое оборудование и материалы. Я не был в Денвере с тех пор, как он стал столицей, – после Шестинедельной войны мы с Майлзом поехали прямо в Калифорнию. Теперь город меня потряс, я даже не мог отыскать Колфакс-авеню. Все объекты, имевшие хоть малейшее значение для правительства, были, как я понял, упрятаны вглубь Скалистых гор. Если так, то незначительных объектов на поверхности, по-видимому, оставалось больше чем достаточно – народу здесь было не меньше, чем в Большом Лос-Анджелесе.

В магазине я купил десять килограммов золота, изотоп 197 в виде проволоки четырнадцатого размера.[46] Я заплатил восемьдесят шесть долларов десять центов за килограмм, что, несомненно, дороговато, так как килограмм технического золота стоил долларов семьдесят. Эта покупка нанесла ощутимый удар по моим сбережениям – а у меня всего-то и было 1000 долларов. Но техническое золото поступало либо с примесями, не встречавшимися в природе, либо – в зависимости от дальнейшего применения – содержащим изотопы 196 или 198. Мне же нужно было чистое золото, неотличимое от золота, добытого из обычной руды, и мне совсем не хотелось, чтобы оно прожгло мои штаны, если я буду носить его на теле, – доза, которую я схватил в Сандиа, внушила мне здоровое уважение к радиации.

Я обмотал золотую проволоку вокруг талии и отправился в Боулдер. Около десяти килограммов весит хорошо набитая сумка для поездки на выходные за город, а такого же веса слиток золота занял бы места не больше, чем литровая бутылка молока. Но золотая проволока – не то что золото в слитке: носить такой «поясок» я бы никому не советовал. Правда, тащить с собой слитки еще более неудобно, а так золото всегда было при мне.

Доктор Твитчел все еще жил в Боулдере, хотя уже не работал, – он был заслуженный профессор в отставке и бо́льшую часть времени проводил в баре при факультетском клубе. Чужих туда не пускали, и я потратил четыре дня, пока поймал его в другом баре. И оказалось, что он не прочь выпить на дармовщинку.