Кукловоды и марионетки. Воспоминания помощника председателя КГБ Крючкова

В тот период я уже был достаточно подробно осведомлен о том, что КГБ СССР, прежде всего его Первое главное управление, никогда не оставлявшее эту тему без должного внимания, несколько раз по своим каналам как в официальном порядке, так и через имеющиеся в МИДе, МГИМО и Дипломатической академии кадровые и иные возможности пытался прояснить обстановку с существованием «секретных протоколов» и что каждый раз поиски неизменно сводились к нахождению тех или иных копий американского и немецкого происхождения. Что же касается Общего отдела ЦК КПСС, тот, вообще, с явной обидой, со слезой на глазах и с дрожью в голосе заверял и МИД, и КГБ, и другие отделы своего родного ЦК, в том числе и письменно, что вынюхивать любые следы существования «секретных протоколов» нужно лишь в МИДе, только в МИДе и нигде более. Искать что-то полезное по данной теме в нашем ведомственном архиве было вообще бессмысленным занятием, его перелопатили основательно, и причем неоднократно.

Сама постановка вопроса о «секретных протоколах» пакта Риббентропа – Молотова в повестку дня I съезда народных депутатов СССР с последующим созданием депутатской комиссии выглядела, мягко говоря, не вполне мотивированным политическим решением, продиктованным главным образом конъюнктурными требованиями текущего момента, ибо в области и внутренней, и внешней политики СССР накопились к тому времени гораздо более актуальные и неотложные проблемы, к решению которых депутатам следовало бы приступать в первую очередь.

Но зато этот политический маневр отлично вписывался в логику программных действий команды Горбачева – Яковлева – Шеварднадзе по укреплению своего доминирующего положения на фронтах идеологических сражений, в определении главных направлений внутриполитического и внешнеполитического развития страны. Призывы «Больше социализма!» и «Возврат к истинному ленинизму!» рассматривались ими как идеологическое средство борьбы с остатками сталинского наследия во всех сферах жизни – от экономики и существующей системы хозяйствования до дипломатии и внешней политики.

С горечью вынужден констатировать: вчистую переиграла эта тесно сплоченная команда «сторонников нового политического мышления» неорганизованную депутатскую толпу и повела их на II съезде на заклание и на будущий позор, как стадо баранов. Наши пресловутые «депутатские сотни» – партийная, профсоюзная и комсомольская – вообще повели себя безынициативно, совершенно небоевито и политически абсолютно близоруко, причем не только в этом вопросе.

Когда была сформирована депутатская комиссия по пакту Риббентропа – Молотова, к ее работе на экспертном уровне были привлечены специалисты ряда подразделений Комитета государственной безопасности – разведки, оперативно-технического управления, архивного отдела, секретариата, ряда научно-исследовательских и учебных заведений. Мы очень ответственно подошли к работе команды экспертов ведомства и честно поделились с комиссией всей той информацией, которой располагали, включая сведения, полученные в разные периоды от немецких, чешских и польских друзей по линии представительств КГБ при органах безопасности этих стран.

Но уже на самом раннем этапе работы депутатской комиссии наши сотрудники стали все чаще информировать руководство о фактах, которые вызывали растущие сомнения в объективности руководства комиссии и в чистоте помыслов ряда наиболее активных ее участников. Вызывали, в частности, удивление и даже недоумение некоторые «установочные вводные» экспертам, поступавшие от руководителя комиссии А. Н. Яковлева и от его заместителей, особенно в части порядка проведения научных и технических экспертиз по представленным на исследование документам. Стало далее нетерпимым и то очевидное пренебрежение, с которым руководство комиссии относилось к труду группы наших экспертов и к тем выводам, к которым они пришли по итогам проведенной ими напряженной и очень кропотливой работы.

Сама комиссия работала бессистемно, неорганизованно и абсолютно непоследовательно. Работа была «пущена на самотёк», в ней явно отсутствовала планомерность, все происходило какими-то «наскоками и зигзагами». Наметился очевидный перекос в сторону приоритетной востребованности для подготовки заключения прежде всего достаточно произвольных, я бы даже сказал – досужих, высказываний и мнений ряда весьма ангажированных советских и зарубежных историков, не буду сейчас обозначать их пофамильно, они и так получили благодаря этому эпизоду поистине планетарную известность.