Кукловоды павшей империи (СИ)

Простейшая железная дверь, по два узких стеклянных окна на обоих этажах, в остальном — голая стена без малейших признаков того, что хозяев этого дома хоть немного беспокоил внешний вид их жилища. Даже через пару лет, когда белые цифры окончательно скрошатся, любой житель этой улицы безошибочно узнает стену дома, где некогда проживал Антеус Нинкер со своей дочерью. Хотя, если всё пройдёт как задумано, к тому времени дом уже перейдёт к другим людям, а те, глядишь, выкроят время для нескольких взмахов кистью.

Дверь была не заперта, и, толкнув её внутрь, Кара вошла в дом. Судя по стоящему в воздухе запаху перегара, отец уже успел отметить повышение своей дочки. А может, он давно уже позабыл, на кого она училась — поводов для пьянки у Антеуса Нинкера всегда было в избытке.

Кара повела левой рукой, и по её сигналу зажглась кейсариновая лампа на потолке, залив комнату лазурным светом.

— А, Кара, р-радость мой-я!

Пьяный заплетающийся бас раздался сверху — он опять что-то забыл в её комнате. Грузная фигура отца, держась за перила, стала спускаться по лестнице, по пути отвечая на невысказанный вопрос:

— Я вот т-только приш-шёл, хотел заглянуть к теб-бе. Поздр-вить, так сказ-ть. А теб-бя ещё и н-не было. С хах-халем своим оп-пять развлекалась, д-да?

Кара молча наблюдала, как он спустился и едва удержался на ногах, встретив вместо очередной ступеньки ровный пол под ногами. Может, окажись он трезвым или свались спать в какой-нибудь канаве, не осилив путь до дома, всё бы обошлось. Она бы спокойно легла спать, а утром так же спокойно ушла на вокзал. Глядишь, наткнулась бы по дороге на ту самую канаву и ограничилась пинком на прощание.

— Я с-слышал, завтра ты уезж-жаешь, да?

Надо же, всё таки помнит, похвалила про себя Кара. Отец тем временем взял нужное направление и приближался к ней.

— Ну д-давай, дочка. Полюб-би папочку в последний раз. Больше в-ведь, мож-жет, и не свидимся. Помрёшь вот на с-службе, и буд-ду я тут сидеть, горевать.

Левая лапища отца легла ей на плечо, а вторая принялась нашаривать пуговицы на униформе.

В своё время Кара пыталась сопротивляться, но ни в тринадцать, ни в пятнаднадцать, ни даже в восемнадцать не могла ничего противопоставить исполинскому телосложению своего мучителя.

Не спас её и кадетский браслет, полученный на второй год после поступления в училище. Как назло, отец работал грузчиком на складе и имел свой, положенный по работе набор усиливающих заклятий. На любые попытки Кары применить магию он отвечал теми же рунами, словно издеваясь над её тщетными попытками сопротивляться.

Со временем она окончательно разучилась перечить отцу, и с тех пор лишь молча сносила его надругательства.

Непослушные пальцы наконец справились с верхней пуговицей. Синяки и переломы давно стали для Кары обычным делом, но вот форму отец никогда не портил. Видимо, даже крепкое спиртное не могло затмить его гордости за будущую карьеру дочери.

Кару нередко посещало желание пойти простым путём. Подождать, пока отец после очередной попойки не уснёт мёртвым сном, подкрасться к его кровати — или находиться там заранее, — призвать магический клинок и одним взмахом руки сделать его сон поистине беспробудным.

Что её остановило? Наверное, доставшееся от матери благоразумие, не способное ни утонуть в отчаянии, ни раствориться в слезах. Кара знала, что это убийство станет для неё приговором. Нет — её поездка в Арсафир не отменится, вот только отправится она туда уже не кукловодом, а одним из костяных солдат, полностью лишённая воли и сознания.

А ещё она знала, что её час рано или поздно настанет. И ждала. Ждала, когда подвернётся возможность исполнить всё чисто, так, что ни один законник не докажет её причастность, а если и докажет, его руки окажутся слишком коротки, чтобы дотянуться до кукловода — самоотверженного и почитаемого защитника границ, чья жизнь стоит несоизмеримо больше какого-то пьянчуги.

Вторая пуговица поддалась, ещё больше ослабив воротник.

Возможно, расскажи она всё Гилберту, не пришлось бы выслушивать его идиотские наставления. Но Кара помнила, каким прожигающим взглядом он смотрел на сокурсников, пытавшихся с ней флиртовать, и боялась, что, узнав обо всём, кадет наделает глупостей и перечеркнёт уже своё будущее. Нет, пусть и дальше думает, что её первый раз прошёл с кем-то из более расторопных сверстников. А со своими проблемами она разберётся сама.

Третья пуговица.

Последнее испытание.

Больше тянуть было нельзя. Перенеся вес на одну ногу, Кара вогнала колено отцу между ног — пока что без рунных усилений. Антеус мгновенно отпрянул и согнулся от боли, но девушка знала, что надолго это его не остановит. Не прошло и нескольких секунд, как скривившееся от боли лицо покраснело от ярости. Отец выпрямился и занёс кулак, готовый наказать дочь за столь дерзкий поступок.