Куклу зовут Рейзл

Тут все повскакали с мест и начался невообразимый шум. Мистер Бланк пытался говорить, но его заставили замолчать. То же произошло с представителем городского управления, который призывал к выдержке и терпению. Рабочие бурно требовали немедленных компенсаций и улучшения условий труда. Тогда владелец и представители власти ушли с собрания. Макс Бланк уходил с опущенной головой, ни на кого не глядя и мысленно проклиная тот день и час, когда по просьбе Берла взял на работу этого местечкового революционера. И ведь по-английски не знал ни слова, а вот научился, скандалист чёртов… Начальство ушло, а рабочие остались и приняли резолюцию, угрожающую забастовкой. Главой комитета по проведению забастовки и переговорам с администрацией был единодушно избран Айзек Чайкин.

Так началась карьера этого выдающегося лидера американского профсоюзного движения. В двадцатых и тридцатых годах он возглавлял профсоюз швейников; в пятидесятых вошёл в правление объединённых профсоюзов, назначался во многие комитеты и комиссии как на городском уровне, так и на уровне штата, неоднократно избирался в городской совет Нью-Йорка и один раз — в сенат штата; в шестидесятых годах участвовал в совещаниях в Белом доме под председательством президента Джонсона. Умер он в 1978 году в возрасте восьмидесяти шести лет, и о его кончине сообщили все нью-йоркские газеты.

4

«Вам письмо»

Когда Василию Рабочеву было шестнадцать лет, тётя Рая поведала ему семейную тайну. Она рассказала, что где-то в Америке, возможно, в Нью-Йорке, живёт его родной дядя Исаак, старший брат отца, а если у дяди есть дети, то значит — у него, у Василия, есть ещё и двоюродные братья и сестры. Тайна эта была воспринята Васей довольно безразлично: никакого практического значения она не имела, поскольку всякие контакты с заграницей были под строжайшим запретом, а неприятностей такое родство могло навлечь очень много. В Васиной жизни и без того было предостаточно неприятностей, если употреблять это слово как эвфемизм для обозначения другого, более сильного понятия «несчастье».

Васин отец, герой Гражданской войны, член украинского республиканского правительства Аркадий Рабочев, был арестован и расстрелян в 1937 году как участник военно-фашистского заговора. Мать вместе с Васей была сослана в Восточную Сибирь. Правда, через какое-то время мальчика отдали на воспитание маминой сестре: мама к тому времени была уже тяжело больна и вскоре умерла в ссылке, а тетя Рая заменила Васе мать. Насчёт американского дяди она упомянула всего один раз, да и сказала-то как-то неопределённо: «где-то в Америке», «возможно, живёт», «если у него есть дети»… Дядя этот, если он действительно существовал, никогда ничем о себе не напоминал. Конечно, Василий не забыл о том единственном разговоре, но всё же, как ему казалось, имел все основания не упоминать об этом «возможном» родстве и в 1951 году, когда поступал в Киевский строительный институт, уверенно написал в анкете, в пункте о родственниках за границей: «не имею». И это дорого ему обошлось.

В январе 1953 года Рабочев учился на втором курсе. Однажды утром его вызвали в деканат прямо с лекции. Секретарша сказала, что его просят зайти в комнату 211. Безотлагательно, прямо сейчас.

На комнате 211 не было никакой надписи, но все прекрасно знали, что там помещался «особый отдел» или, проще говоря, местное отделение госбезопасности. С понятным волнением Василий открывал тяжёлую, обитую чёрным дерматином дверь.

С ним беседовали двое: один был начальником отдела кадров, и Василий встречал его раньше, но говорил-то всё больше как раз второй — незнакомый человек неопределённого возраста с незапоминающейся внешностью; он представился, назвав себя по имени-отчеству, которые Вася тут же забыл. Унылым голосом, словно сожалея о происходящем, незнакомец задал Васе несколько вступительных вопросов — имя, адрес, с какого года в комсомоле, когда репрессирован отец, — а потом показал край какой-то лежащей перед ним бумаги:

— Ваша подпись?

Вася привстал, разглядывая бумажку:

— Вроде моя.

— «Вроде»? А точнее?

— Моя.

— Значит, ваша. Так.

Теперь он показал Васе всю бумагу целиком:

— Это ваша анкета, которую вы заполняли при поступлении в институт. Узнаёте? Вот тут, в этом пункте, вы категорически утверждаете, что за границей у вас родственников нет. Это правда?

— Правда, — еле слышно произнес Вася. — Вроде бы нет…

— Опять «вроде бы»! — рявкнул незнакомец и хлопнул ладонью по столу. — Подпись «вроде моя», родственников за границей «вроде нет»… Думаете, вы здесь что? В игрушки играть? Отвечайте честно, без этих ваших штучек!

— Родственников за границей нет. Во всяком случае, я никого не знаю, — сказал Вася как можно тверже.

— Так. А кто такой Джино Хайкин, проживающий в Нью-Йорке? А?

— Не знаю. Никогда не слышал о таком.

— Вот чудеса какие, — с наигранным удивлением сказал Васин собеседник и достал из ящика стола почтовый конверт. — Посторонний человек пишет ему письмо из Нью-Йорка, называет «дорогим двоюродным братом». Ну не чудеса ли? Мне таких писем не пишут. А вам?