Куклы тетки Дарьи (СИ)

На льду озера на месте золы блестит зеркало воды. Гена привязывает каждой утке грузик и всех садит на одну веревочку-связку и выпускает в озерко. Неподалеку он складывает ледяной скрад и садится караулить уток.

Медленно меркнет вечерний свет, но на пылающем севере он будет гореть всю короткую ночь. Цвета потрясающие емкие, контрастные, островерхий лес – черный, лед – синий, а небо – огненно-рыжее, и его потусторонний отсвет в холодеющем озерке еще рыжее и нежнее.

Издали начинает доноситься тревожнейший пересвист, сопровождаемый конным потрескиванием, сухой трелькой, свадебной игрой рулевых перьев шилохвости или по-енисейски острохвоста. Нарастает свист рассекаемого воздуха и черные тени стремительно проносятся над головами, словно куски резаного железа или небывалые бумеранги. И так счастливо и тало на душе и у нас, и у Гены, что кажется, не космическим расчетом природы, а жгучим ожиданием, немыслимым старанием человека создана почти рукотворная эта весна.

Озеро соединено с Енисеем и связано с ним так же накрепко, как и вся остальная жизнь. Острие Енисейского ледохода уже на подходе, поэтому в озере стремительно прибывает вода, и Гена несколько раз подтаскивает ветку. Наконец остается незатопленным один только бугорок с костерком и навесом. Лед, уже распарившийся и потрескавшийся начинает медленно тащить вверх по озеру. И вот раздается страшный и раскатистый грохот, сопровождаемый утиной перекличкой и свистом крыльев – это трогается Енисей за черным забором ельника, толкает лед на берега, с хрустом мнет на каменные корги, и в одном месте вырастает из-за леса огромной ледяной сопкой. Лед, который только что тащило вверх по озеру, начинает нести вниз. Гена смотрит на него, как завороженный.

Налетает шквал и гремит весенний гром, катится-надвигается сизая туча и льет короткий дождь, взбивая воду тысячами серебряных свечек. Дождь стихает и наползает туман, сквозь который пробивается нежный, цвета топленого молока, солнечный свет. Туман поглощает озеро.

Постепенно он рассеивается, собираясь в волнистые пласты, сквозь которые все яснее различается острый частокол чернолесья и идеальная гладь озера с редкими лебедями льдин. Гена стаскивает ветку, и вот она несется по воде, как утица, и вот уже привязана к кусту сеть, вот на большой льдине белеет ледяной скрад и рядом кивают головками чучела уток. Лента тумана еще не исчезла и опоясывает Гену, сидящего в ветке. Под ним его перевернутый двойник, располовиненный молочной прядкой. На фоне чернолесья с колокольно-звонким кликом медленно пролетает пара лебедей.

В это время раздается совсем новый звук – дрожь металла, тяжелая одышка машины, грохот винтов. Это шум идущего по Енисею парохода. На подходе к невидимой деревне он дает долгий и мощный гудок. Гремит якорная цепь, лают собаки, ревет лодочный мотор.

Волна парохода сквозь залитую водой тайгу доходит до озера и качает ветку с Геной, сеть с круглыми, как монеты, берестяными поплавками, чучела уток. Полоса тумана ширится.

2.

Туман вскоре расходится, и мы видим огромный и неотвратимый, как колун, нос парохода, что спустив трап, стоит у каменистого берега. На высоком угоре виднеются серые избы, а все остальное место занимает бескрайний Енисейский простор. Правый берег высокий и крутой, левый низкий, зубчатый и тонкий, как нитка. Меж двумя мысами морская гладь сливается с небом, открывая огромную, захватывающую дух дорогу.

Подгребает на ветке Гена, вылезает на берег, вытаскивает мешок с рыбой. По трапу спускается одетый в городское человек:

– Здравствуйте! Вас как зовут?

– Меня?

– Да, да. Вас.

– Ну, Гена. Геннадий... – гнусавой остяцкой скороговоркой отвечает Гена.

– Гена, эта новая лодка у тебя?

– Но, новая, нынче делал.

– Можешь мне продать ее? Я заплачу.

– А я как без ветки?

– А ты себе новую сделаешь!

– Щас чо ли делать? Ну на хрен...

– Гена, ты вот такую лодку мне можешь сделать?

– Ну а ты чо раньше-то не подошел?

– Тебе зачем раньше? Я тебе сейчас калым предлагаю, цену любую говори, деньги есть – делаешь лодку и сразу расчет. Ну сколько она стоит? Тысячу, две?

– Девятьсот рублей.

– Ну я вот тебе три сходу даю! Сделаешь? Я из салона художественного, к нам профессор из Норвегии приезжал, такую лодку хочет, богатый, сколько скажешь, столько и отвалит. Ну?

– Да сейчас никто не делат, раньше-то чо не подошел? – мямлит Гена, ему неудобно, что тот не понимает.

– Да слушай, вот прямо сейчас с тобой вместе останусь, в тайгу зайдем и сделаем.

– Сядь, парень... Щас комар заест... Щас, парень никто не делат, щас, парень, рыбачить надо. Да дрова ловить. Бери вон, сигов у меня, а ветку на следующий год токо. Профессору...

По трапу сбегает, пряча под фуфайкой бутылку, остяк с пылающими глазами. У него крючковатый нос и прямые как у индейца волосы.

– Здорово, Страдиварий! – говорит Гена.

– Дорово, Гени! – мямлит Страдиварий и убегает.

– Почему Страдиварий? – спрашивает приезжий.