Вся эта ситуация нравилась мне все меньше и меньше. Я вдруг почувствовала себя лишней – как елка, которая стоит в центре комнаты, но на нее толком никто не смотрит. Кажется, меня вообще что-то подтачивало изнутри, и я готова была сорваться из-за любой мелочи.
Стас, ты там что-то говорил о доверии. Нам с тобой не нужен этот цирк. Ты не должен ничего доказывать этому Гене. Я соврала. У нас с ним ничего нет. Давай уйдем. Не надо ехать к Алле, я передумала, давай останемся вдвоем – только ты и я…
Вот бы сказать все это вслух. Но он прав – я просто не привыкла говорить такое, даже про себя. А надо учиться. Я ведь ни разу толком не сказала Стасу, что люблю его. И родителям – наверное, пару-тройку раз за всю жизнь. Такое сложное это слово – «люблю», но надо перешагнуть через себя, в конце концов, это всего лишь набор звуков… а сколько всего передает… Интересно, Алла говорила Стасу, что любит его? Часто?
Я прожевала кусок миндального печенья, после которого во рту почему-то осталась горечь, и вдруг до меня дошло, что меня мучает. Приблизительно так же резко я когда-то поняла, что люблю Стаса.
Не знаю, как это объяснить, но после того случая в маршрутке, когда я словно увидела Аллу изнутри, осколок этого ее внутреннего мира застрял во мне и не давал покоя. Я точно слышала крик, мольбу о помощи. Теперь я не сомневалась, что с Аллой произошло несчастье.
– Было замечательно, спасибо большое, но нам со Стасом пора ехать, – услышала я собственный решительный голос.
– Ехать? В воскресенье? В гости, наверное? – слегка удивленно спросил папа.
– Да. Нас уже ждут… мы зайдем… ну, позже.
Я вылезла из-за стола, таща за руку Стаса и чувствуя на себе его недоуменный взгляд.
– Да, действительно. Хорошо, что ты вспомнила про приглашение, у меня совсем из головы вылетело, – наконец нашелся он и повернулся к моему папе. – Большое спасибо вам за одежду, завтра же все верну. Чудесное чаепитие, приятно было поболтать…
– Я бы все-таки посоветовала тебе отнести сахар маме, – бросила я Гене. – Думаю, она уже вся извелась.
– Надеюсь, пирог получится отменным, – вставила мама.
– Пирог? О, я думала, она варит компот. Видимо, я что-то не так поняла.
Гена опустил глаза.
Глава 7
– Ну, и что стряслось? – шепотом спросил меня Стас, как только мы покинули квартиру моих родителей.
– Можешь не шептать. Ни из их, ни из моей квартиры никогда не слышно, что происходит на лестничной клетке. Мы должны ехать к Алле. И я с тобой.
– Вот те раз. А я уж надеялся, что тебе безумно захотелось побыть со мной наедине, – улыбнулся он. – Как думаешь, твой парень все понял про нас? Он так не хотел встречаться со мной взглядом…
– Ты меня ревнуешь?
– Да, но сейчас я почему-то при этом спокоен. Тогда, на твоем дне рождения, во мне все клокотало от ревности. И после, когда ты сказала, что я тебе не нужен… и все то время, что мы не виделись… но, честно говоря, как только я услышал в квартире Аллы, что ты любишь меня, я сразу отбросил все это. Как будто не стало препятствий, исчезли все, исчезло всё – остались только мы одни в целом мире… ты ведь то же самое чувствуешь?
– Иными словами, ты решил, что теперь я никуда от тебя не денусь, – резюмировала я.
Это было совершенно не то, что я хотела сказать. Мне нужно было обнять его и заверить, что да, так и есть, теперь мы одни, мы едины, а все остальное – чепуха. Но в тот момент я всего этого не ощущала. Все как-то исказилось… может, я просто устала. Но теперь главное было – узнать, что с Аллой.
– Нет! – запротестовал Стас, схватив меня за плечи. – Я так не думаю! Ты вольна делать то, что хочешь! Я имел в виду, что наши чувства сильнее всего! Они всепоглощающи, они сметают все преграды… как шторм… Разве нет? Ты все еще не уверена во мне? Или в себе?
– Видишь ли, я стала видеть мир иначе. Раньше он был для меня чем-то вроде игрушечного домика – какие-то солдатики воюют друг с другом, одни неизбежно побеждают, другие терпят поражение, нелепые куклы едят кукольную еду из кукольных тарелочек и пытаются разобраться в своих кукольных страстях. Но сейчас я вижу, что все гораздо сложнее. Все мы разные, у всех нас есть чувства, никого нельзя так просто обесценивать, сбрасывать со счетов.
– Ты говоришь прекрасно. Но я не понимаю, к чему ты клонишь.
– Понимаешь. Все ты отлично понимаешь. Шторм – это не просто стихия. Он рушит корабли, он отнимает жизни.
– Черт, Ида…
– Надоели аллегории? Сказать прямо?
– Я не тупой. Ты об Алле. Но почему тебя так волнует ее судьба?
– А почему тебя она не волнует?
– Меня? Кто сказал, что не волнует? Просто она как тот пастух, который так часто кричал «волки, волки!», что когда на стадо действительно напали волки, никто не пришел на помощь.
– То есть ты тоже понимаешь, что на сей раз волки напали?