Куколка

Инакомыслие — повсеместный человеческий феномен, но, полагаю, в Северной Европе и Америке он суть бесценное наследие англичан. Особенно это касается религии, ибо всякая новая вера начинается с раскола — отказа верить в истины, которым всеми способами — от тоталитарной тирании до грубого манипулирования культурой и средствами информации — заставляют поклоняться власть предержащие. Однако в сути своей инакомыслие — вечный биологический механизм эволюции, оно не есть нечто, однократно использованное для нужд первобытного общества, когда религия была великой метафорой, матрицей для формовки многого иного, помимо веры. Инакомыслие потребно всегда, а в нашу эпоху — больше, чем когда либо.

Исторически сложившаяся внешняя форма, приспособленная, как в животном и растительном мире, к определенной среде, с появлением новых условий гибнет, что, по-моему, наглядно продемонстрировано не только «Объединенным», но Западным обществом в целом. То, что трясуны «зачеркивали» и проклинали, сегодня покажется устаревшим, а их призывы к новому миру — несбыточной утопией, однако по сию пору кое-какие их дерзко поставленные вопросы остаются без ответа.

В чем-то мы ушли в необозримую даль, но в ответе на главный простой вопрос восемнадцатого века «Какая мораль оправдывает вопиющую несправедливость и неравенство человеческого общества?» ни на дюйм не продвинулись. Основная причина сего в том, что мы совершили страшный грех, утратив древнее чувство заурядности, то бишь мудрой и достойной умеренности. Доказательством тому нынешний смысл этого слова, извращенный ростом нашего самосознания. Вот скрытый счет природы, выставленный эгоистичности двадцатого века за дар самосознания, подобный троянскому коню. Невозможно, чтобы живое до абсурдных размеров увеличивало свою численность, да еще восхваляло чрезмерную незаурядность каждой особи. Когда неумеренность становится мерилом успеха, общество обречено к гибели еще неизбежнее Христа.

Уже давно я пришел к выводу, что любая официальная религия являет собой ярчайший пример соответствия отжившим условиям. Если б меня спросили, от какого балласта следует миру избавиться ради его же блага, я бы не задумываясь ответил: от всякой официальной религии. Но я не отрицаю ее былую необходимость. Ни в коей мере я не отвергаю (вправе ли писатель?) нужность религии, впоследствии даже слепой и закоснелой, на том этапе, когда устаревший остов разрушают или подгоняют к новым условиям. Нынче для перемен мы слишком умны, эгоистичны и многочисленны, слишком погрязли в дьявольском самомненье (как сказали бы трясуны), слишком зашорены, слишком привязаны к собственному удобству и равнодушны к другим, слишком запуганы.

Не атрибуты, но утраченные дух, отвага и фантазия матери Анны Ли вызывают мою скорбь, ибо Слово ее — почти божественная куколка.