Мне нужно было вернуться домой, чтобы собрать оставшиеся вещи перед отъездом. Пока я жила в штабе, мама иногда звонила, чтобы узнать, как у меня дела, я разговаривала с ней сквозь зубы и откладывала нашу встречу, как могла. Я попросила Леху пойти со мной, чтобы донести сумки, и он видя мой тревожный вид, веселил меня и обезьянничал всю дорогу, я оставила его дожидаться меня около подъезда.
Войдя в квартиру, меня снова накрыла обида. Я медленно собирала свои вещи, придирчиво выбирая, что из моей одежды достойно столичной жизни. Родители сидели в соседней комнате, и я была рада, что имею возможность побыть в одиночестве, попрощаться со своей комнатой, старыми игрушками, книгами, любимым зеркалом и синтезатором.
Я сидела на своей кровати, приглаживала рукой покрывало, смотрела на огромные баулы, стоящие посреди комнаты, и вспоминала сколько всего связано с этим местом.
Ну вот и все! Я готова к новой взрослой жизни! «Прощай, бублик» - подумала я, глядя на плюшевого белого медвежонка, одиноко сидевшего на книжной полке.
В комнату вошла мама, тихо опустилась на кровать рядом со мной и взяла меня за руку. Она смотрела на собранные сумки и гладила мои дрожащие пальцы.
- Я любила тебя, как умела, - ее голос дрожал, - Я никогда не хотела быть монстром для тебя. Когда у тебя появляются дети, ты хочешь уберечь их от всего плохого, от неправильного выбора, от жестокости других людей. Я думала, что если ты перестанешь витать в облаках и сконцентрируешься на чем-то серьезном, так будет лучше для тебя.
Мама заплакала.
- Ты прости меня, Машенька. Я хочу, чтобы ты знала, что ты всегда была для меня самой лучшей, хоть я и не умела показывать свои чувства.
Мама обняла меня и зарыдала мне в плечо.
- И я верю в тебя, слышишь? Я знаю, что у тебя все будет хорошо! Мы с папой всегда будем тебя любить и ждать дома, даже если все пойдёт под откос! Но я думаю, ты справишь со всеми трудностями и добьёшься того, о чем мечтаешь!
Я всхлипывала, обнимая маму, вдыхала запах ее духов и старалась запомнить этот момент. Несмотря ни на что, я все равно буду по ней безумно скучать.
- Когда ты уезжаешь? – мама вытирала пальцами слёзы с щёк и дула на ресницы, пытаясь просушить лицо.
- Завтра.
- Можно мы придём тебя проводить?
- Не нужно, мне и так будет тяжело.
- Держи, мы с отцом тут приготовили для тебя кое-что, - она достала из кармана халата конверт, - На первое время должно хватить.
- Не нужно, - я протянула конверт назад.
- Конечно, нужно! Даже слушать ничего не хочу! Мы постараемся посылать тебе деньги, сколько получится.
Она вложила конверт мне в руки и поднялась с кровати.
- Пойдём хоть чай попьём, отец там, наверно, уже поседел от нервов.
- Меня Зуев ждёт на улице.
- Зови своего Зуева, будем пить чай вместе.
Леха
Самое грустное место на свете- это вокзал. Вокруг торопливо снуют люди, спотыкаясь о чемоданы и толкают тебя плечом, под монотонный голос динамика, объявляющего прибытие поезда. Кто-то покидает свой дом ненадолго, уезжая в гости или в командировку, а кто-то прощается навсегда. Обычно таких людей можно сразу заметить в толпе, они напряжённо переминаются с ноги на ногу и пытаются наглядеться друг на друга, перед тем, как сказать последнее «прощай».
Машка висла на моей шее, вкрадчиво вглядываясь мне в глаза.
- Ну, пожалуйста, ты должен передумать!
Она надувала губы и делала жалостливое лицо.
- Ты должен поехать со мной!
- Не могу, Маша!
Я сжимал ее, как можно крепче в своих объятиях и вдыхал запах ее волос, стараясь запомнить его аромат.
- Как же я буду без тебя?
- Все будет хорошо.
- Ну почему ты такой упрямый? – канючила Машка.
- Потому, что так будет лучше для всех, - я замялся, - Что я буду делать в Москве? Я ничего не умею, ничего из себя не представляю, я буду лишним балластом для тебя.
- Не говори глупости! – вспыхнула Соколовская.
- Я должен чего-то добиться, понять чего хочу в этой жизни и стать настоящим человеком, а не мелким жуликом, ворующим металл. Пока, это единственное, что я умею.
- Просто представь, сколько в Москве металла, - засмеялась Машка.
- Заманчиво, конечно, но - нет! – я засмеялся в ответ.
Диспетчер обьявил, что поезд прибывает на третий путь, и мы заспешили вдоль железной дороги, волоча за собой сумки. Внутри меня все горело от беспросветной тоски, я знал, что вижу ее в последний раз и пытался запомнить каждую черточку ее лица, ее голос, жесты и аромат духов.
Когда я занёс в вагон ее сумки и расположил их под сиденьем, мы снова вернулись на перрон, пока поезд не тронулся к следующей станции.
- Обещай, что приедешь при первой же возможности.
- Обещаю, - соврал я.
Машка обхватила меня руками, приблизилась к моему лицу и нежно поцеловала. Ее губы были влажными и горячими, она касалась ими моего языка, и у меня перехватывало дыхание от трепета. Я жадно целовал ее, иногда очень нежно, а иногда слишком напористо, слегка прикусывая ее губу.
- По вагонам! – закричала проводница, - отправление через две минуты.
Я еле отлепился от Машки и ещё раз чмокнул ее в приоткрытый рот.
- В честь чего такая щедрость, куколка? – я расплылся в блаженной улыбке.