Куколка

Я искренне сознавал всю несообразность своего поведения, но меня безгранично радовало, что я нашел то, что считал давно потерянным: непосредственность и яркость чувства. Я видел в этом доказательство тому, что я действительно еще молод, и был несказанно благодарен Мадлен за то, что именно она доказала мне это. Мой взрыв – понятное дело – прервал наш разговор. Его возобновила прояснившаяся Мадлен.

– Ах, наконец-то я снова узнаю вас! – растроганно промолвила она. – Но вы успокойтесь и садитесь против меня… могут войти.

– Ах, мне все равно!.. – отмахнулся я, – я люблю вас.

– Несмотря на прошлое? – улыбнулась Мадлен.

– Несмотря на прошлое, – горячо подтвердил я.

– Несмотря на моего мужа?

– А что мне до вашего мужа?

– Но ведь как-никак, а я все же обманула вас… Вы сейчас сказали, что я посмеялась над вами. Такой человек, как вы, не способен позабыть это и простить женщине; в крайнем случае, он неминуемо должен презирать ее.

– Полноте! – сказал я, – не будьте злой и не язвите! Лучше поговорим по душам. Я скажу вам чистую правду, без тени рисовки. Да, с вашей стороны по отношению ко мне было что-то необъяснимое и изводящее. Вы правы! Были минуты, когда я был близок к отчаянию, и тогда был способен и осуждать вас, и даже… проклинать вашу память. Но то бывали и такие минуты, когда я с жаром преклонялся перед обаянием своего таинственно «желтого домино». В такие минуты я винил лишь самого себя за происшедший разрыв. «Вероятно, я не так взялся, – думал я, – не сумел ни удержать ее, ни привлечь к себе… Но я был так молод, так неопытен и так неловок в любви!»

– Вы были удивительно трогательны! – задумчиво промолвила Мадлен, отрицательно покачав головкой.

– Вы сказали это так, – улыбнулся я, – что я стану ревновать вас к своему былому «я».

– Да, вы были удивительно милы, – серьезно повторила Мадлен. – По вашей манере держать себя, сейчас было видно, что вас воспитала женщина высшего света, И ваше незнание жизни можно было легко объяснить утонченностью и избытком деликатности. В вас было много притягательного.

– Однако это не помешало вам бросить меня! – горько промолвил я.

– Это было необходимо, – вздохнула в ответ Мадлен.

При этих словах я сильно вздрогнул. Я инстинктивно почувствовал, что сейчас настанет решительный момент, что Мадлен сейчас приподнимет завесу, окутывающую эту необъяснимую тайну, что она прольет свет на наше общее прошлое, но что причинит мне сильнейшее страдание. Я чувствовал, что произойдет нечто непоправимое, что навек убьет желание, еще смутно теплящееся в моей груди. Мне хотелось остановить ее, громко крикнуть: «Нет, нет, не надо, не говорите!» Надежда, так покорно и так кротко притаившаяся в моем сердце, молила о пощаде… но мои губы не дерзнули произнести слова, способные удержать Мадлен от ее признания.

Она заговорила не спеша, словно мысленно глядя в отдаленное прошлое… Казалось, что звенящий зной палящего летнего дня мягко окутывал ее исповедь.

– Наша встреча – дело рока, – промолвила она. – Не могу сказать, что я была безупречна, но все же я была менее виновата, чем вы можете предполагать… Выслушайте! Я непременно хочу, чтобы вы знали. – Говоря это, она взяла мои руки и не выпускала их до конца своей речи. – Поверьте, эта исповедь далеко не легка мне, но вы должны помочь мне, раз мы снова стали друзьями. Когда мы встретились на маскараде Талиасерпи, я искала вас… или вернее, искала личность, которая достаточно понравилась бы мне для того, чтобы… я решилась сделать то, что я сделала с вами.

– О! – возмущенно вырвалось у меня.

– Вы находите это отвратительным, не правда ли? – со страданием в голосе промолвила Мадлен. – Но Бога ради выслушайте до конца, не торопитесь осуждать меня. Я искала вас потому, что была в безвыходном положении… Вы думаете, что в материальном положении? О, нет, не то, я никогда не знала нужды в деньгах, а если бы даже и нуждалась, то, во всяком случае, никогда не прибегла бы к такому способу. Моя безвыходность касалась моего душевного состояния. Я была замужем за Далесталем, которого искренне ненавидела, а любила… – упавшим голосом закончила она, нервно сжимая руки, – барона фон Комбер.

– Барона Комбер? – недоумевающе переспросил я.

– Вы судите о бароне теперь, когда ему пятьдесят лет, когда он растолстел, оплешивел и вообще заметно опустился, тогда как, уверяю вас, одиннадцать лет тому назад он был очень интересен и обаятелен и, самое главное, я любила его.

– Признаться, – сухо промолвил я, – это мне не только ничего не разъясняет, но наоборот еще сильнее сгущает тьму, окутывающую этот… темный эпизод.