Интересно, как сам автор смотрит на то, что молодые девушки поют его песни? Сколько ему сейчас? Лет восемьдесят, наверно. Надеюсь, он не очень против: исполнение мне понравилось. Дизи же, пока державшая паузу, вдруг заговорила. Изъяснялась она резкими короткими рублеными фразами, будто не произносила, а выстреливала их.
— Бесплатные джинсы в колхозах — это круто. Всегда о таком мечтала. Главное, чтобы по размеру подходили и между ног не натирали. Прикольная песенка, жизненная, не находишь? Особенно если сменить Америку на Южную Африку. Слышал, наверно, что после того, как местный вождь — Нельсон Мандела получил Нобелевскую премию мира, всем там заправляет темнокожие африканцы. Белых убивают, и многие мечтают перебраться в Россию.
Действительно, эта старая, почти забытая ныне песня неожиданно обрела актуальную популярность и вновь получила особую значимость. Как-то недавно промелькнуло сообщение, что группа буров — потомков голландских переселенцев в Южной Африке, решила переехать в Россию. Слишком опасно стало в этой Африке, чересчур независимо и воинственно чернокожее население.
— Что, совсем белых повытесняли? — спросил я. Надо было найти общий предмет для беседы. Тема могла быть самая любая, главное, чтобы заинтересовала собеседника и была ему небезразлична.
— Практически совсем. В последние годы — лет уже двадцать как — в ЮАР идут гонения против европеоидов со стороны негритянского большинства. С каждым годом все больше смахивает на геноцид. Все эти правозащитники молчат, естественно. Делать оно, коренное население, мало что умеет, а желает благ цивилизации, вот и обвиняет всех белых в собственных проблемах.
— Да? — спросил я для продолжения разговора.
— Да! И ладно бы просто обвиняло, оно же стреляет и убивает при этом. На граждан с белым цветом кожи идет настоящая охота. Нападают на улицах и в домах, избивают, насилуют, отнимают земли, имущество — и все без каких-либо уголовных последствий. Гонения почти официально поддерживаются государством. Многообразные правозащитные организации, равно как и свободолюбивые либеральные СМИ, не очень-то любят говорить о трагедии буров. Изредка ограничиваются вялыми отчетами и скудными сообщениями. Вот и снимаются люди с насиженных мест и бегут, куда глаза глядят. Почему не возвращаются на родину предков, спросишь ты?
— А действительно спрошу, — дернул головой я и с омерзением посмотрел сквозь недопитый бокал темного пива, сегодня здесь на редкость скверного. — И почему?
— Так стремно же, — пояснила девушка. — Буры протестанты по религии, традиционалисты-антиглобалисты с пуританской направленностью. А в Европе ныне не развернешься с подобными ценностями. Там теперь правит бал политкорректность, плюрализм, гомосексуализм, наркотики и прочие происки Сатаны. Да и негры понаехали. Вот наша Раша и стала бурам ближе и понятнее. Больше нравится. Не вся, конечно, а только та, где потеплее. Крым или Краснодарский край. Ставрополье. Здесь их принимают и землю дают. Буры притесняются черными расистами и отвергнуты либералистической Европой. Вот и видят спасение в России, как последнем оплоте здоровых сил.
Когда выступление закончилось, вокалистка встала перед залом на колени и несколько раз поклонилась. По-моему, это уже слишком. Послышались нестройные аплодисменты и возгласы, а я, в отличие от остальной не очень трезвой публики, ощутил обидное неудобство, будто ненароком подглядел что-то постыдное и непристойное. Тут крепкий молодой человек в униформе распорядителя и с надписью «ОХРАНА» поперек бейсболки вежливо попросил женщину, снимавшую выступление на телефон, стереть это видео. Та громко и нецензурно отказалась, послав охранника по хорошо известному адресу. Разговор продолжился в еще более резких тонах, а потом переместился ближе к выходу из заведения. Владелица телефона сначала сорвала с охранника форменную кепочку, а потом ударила стаканом виски, нанеся разбившимся стеклом несколько глубоких порезов в щеке. Кто-то закричал, кто-то начал уверять окружающих, что нужно вызвать дополнительную охрану, «скорую» и полицию. Мы не стали следить за развитием конфликта, быстро рассчитались и покинули «Тихий омут». Полицию Дизи старалась избегать. Вечно теперь тут всякие безобразные беззакония происходят, неприятно стало, неуютно как-то. Или мне одному так везет?
Уже на улице, на автостоянке, моя собеседница, разговор с которой так и не дошел до нужной темы, вдруг передала какой-то предмет, оказавшийся маленькой флешкой.
— Вот, тебе пригодится. Изучи на досуге. Только в одиночку смотри, чтобы рядом никто не сидел. Не показывай никому, пока не разрешу. Тут слепая зона, камер нет, поэтому беспокоиться не о чем. Никто нас не видит.
— А видеорегистраторы? — удивился я, демонстративно пряча флешку в карман. Мысль о следящих камерах даже не пришла мне в голову.
— В другие стороны смотрят, говорю же, слепая зона.
— Откуда у тебя это материал? — спросил я, хлопая по карману с флешкой.
— Потом расскажу, когда ознакомишься. Подвезти?