Куколка (СИ)

Расплетался, растворялся в пространстве энергетический кокон, защищавший всегда голодную алчущую суть. Агрессивное магическое поле мира уже просачивалось внутрь, разъедая тонкие структуры. И демон рвал, раздирал связующие его с носителем мириады тончайших нитей, спеша уничтожить их раньше, чем защита исчезнет окончательно.

В этот момент он ощутил чужое присутствие. Еда. Эмоции. Энергия.

Жизнь.

Знакомая. Привычная. Невероятно вкусная.

Как раз то, что сейчас так необходимо. То, что может его спасти.

Он припал, присосался к источнику энергии. Пил, захлебываясь, впитывая, стремясь успеть вытянуть как можно больше. Раны зарастали, ослабевший было кокон снова встал, защищая ранимую сердцевину от убийственного влияния магических полей. Еще, еще немного…

— НЕТ!

У порождений эфирного мира нет зрения и слуха. Они, живущие в вихрях энергии, сотканные из нее, не воспринимают мир посредством звуков или образов. Но запрет носителя вспыхнул сразу на всех уровнях. Часть демона — та его телесная, далекая от тонкого мира часть, которую он обычно едва ощущал — вдруг воспротивилась. Взбунтовалась, встала огненной стеной, не пуская к желанному источнику энергии.

Демон усилил нажим. Ему нужна подпитка. Нужен этот кусочек жизни, чтобы удержаться, сохранить себя. Беззащитный, лакомый, желанный. Лишенный защитного кокона или кусачих стражей, как у других энергетических созданий. Его так легко поглотить полностью…

— НЕ СМЕЙ!

Следом за запретом вспыхнула боль. Теперь его носитель сам рвал соединявшую их связь. Выдирал, выкорчевывал тонкие энергетические нити.

Калечил себя, защищая трепещущий рядом крохотный кусочек жизни.

***

Ани обнимала своего демона, чувствуя, как тело покидают желания и страсти. Как уходит все, что делало жизнь такой прекрасной и невыносимой, доставляло радость и боль, помогало душе трепетать, желать, смеяться и плакать.

Взамен наступал стылый холод предвечных ледников. Кладбищенская пурга. Тьма. Безжизненный простор далекого севера, где воздух обжигает тело нестерпимым морозом, в небе полыхают зеленые огни, бросая мертвенные отблески на снежную гладь.

Это не больно. Просто очень-очень грустно.

— Нет! Не смей! — простонал Лиар, и на пути холода, разделяя Ани и ее демона, встала стена. Горячая, упругая, опаляющая пустынным зноем.

“Но я хочу. Это мой выбор!” — возразила она мысленно. И ударила в эту стену. Снова и снова, как птица, которая бьется о стекло, стремясь вырваться на волю.

Иногда, если птица очень сильна, у нее получается.

Преграда вдруг разъехалась, и Ани почувствовала, что летит, а может падает. В невообразимое.

Зрение, слух, вкус, осязание сошли с ума. Разум метался, пытаясь упаковать ощущения от энергетических потоков в привычные образы.

Как постичь непостижимое? Описать то, для чего в языке не придумано ни слов не понятий?

Прямо перед глазами замер шар, сплетенный из красных нитей — злых, жгучих, пряных, громких. Рядом с ним, связанный толстой пуповиной висел кокон поменьше — аспидно-черный, формой напоминающий раковину жемчужницы.

От красного шара исходили мириады светящихся теплым золотым и нитей. Часть из них висела грубо оборванная, обугленная, источающая крохи живительной энергии в никуда.

Ани с первого взгляда поняла, что это плохо. Очень-очень плохо. Что каждая обугленная или оборванная ниточка приближает трагедию.

Нужно починить их. Связать заново. Но как?

Она никогда не училась на целителя. Здесь, в тонком мире у нее нет власти. Нет тела, почти нет энергии.

И все же она потянулась к ближайшей нити. Попробовала ухватить ее, связать края — так, словно речь шла о простой бечевке. Но это было равносильно попытке поймать солнечного зайчика. Чуждый поток энергии не отзывался, скользил рядом и далеко.

Зато отозвалось кое-что другое.

Черный кокон, который Ани поначалу приняла за часть алого шара, вдруг откликнулся на ее прикосновение и раскрылся, подобно раковине. Нестерпимо-яркие белые лучи вырвались, ударили в Ани и она закричала, взламывая лишенное звуков пространство тонкого мира.

Ослепительный, испепеляющий луч жег, бил в самую сердцевину, выжигал в ней что-то, плавил и прорастал, образуя безумную, неестественную связь. Дарил немыслимую боль, наносил раны и тут же исцелял их. Убивал, чтобы воскресить заново — другой, перерожденной.

Сквозь невозможное марево боли и трансформации Ани слышала голоса. Возгласы. Ощущала прикосновения чужих рук. Создания, принадлежащие иному, вещному миру переговаривались над головой, но ей, горевшей заживо в мире горнем, не дано было понять смысл их слов.

***

— Что с моими внуками? — Хонорис ди Саллос ворвалась в комнату. Дежуривший на входе полисмен пытался ее остановить, но это было все равно, что останавливать разъяренного дракона.

Замерший над носилками целитель даже не повернулся. Все его внимание было направлено на бледного темноволосого юношу, привязанного к носилкам.

— Первого стабилизировали и уже увезли, — пояснила медсестра. — Его жизнь вне опасности. А вот с этим…

— Что с ним? — демоница шагнула вперед. Слишком порывисто для всегда степенной и сдержанной светской львицы.