Куколки

Мы снова перешли в галоп, и через несколько мгновений сбоку под деревьями я заметил какое-то движение и повернул лошадь туда. Розалинда ожидала нас, и не одна, а с отцовскими конями-гигантами. Громадные животные возвышались над нами, на обоих вместо седел были прикреплены перекидные корзины. Розалинда стояла в одной из них, положив поперек натянутый лук. Я подъехал прямо под корзину, а она, перегнувшись, старалась разглядеть, что у меня с собой.

— Подай мне одеяла, — сказала она, протягивая руки. — Что в мешке?

Я ответил.

— Ты хочешь сказать, что больше ничего с собой не взял? — неодобрительно сказала она.

— Понимаешь, пришлось торопиться, — ответил я.

Она пристроила одеяла, как подушку, на седельную перемычку между корзинами. Я поднял Петру, чтобы Розалинда смогла до нее дотянуться, и с нашей помощью она кое-как взобралась на одеяла.

— Нам лучше держаться вместе, — сказала Розалинда. — Я оставила для тебя место в другой корзине. Из нее ты сможешь стрелять левой рукой.

Она спустила вниз с левого плеча коня-гиганта что-то вроде маленькой веревочной лестницы. Я соскользнул со спины Шебы, развернул ее в сторону дома и шлепнул по боку, чтобы прогнать, а затем неловко вскарабкался в корзину. Как только я влез, Розалинда втянула лесенку наверх и закрепила. Она тряхнула поводьями, и не успел я как следует устроиться в корзине, как мы уже поскакали, ведя второго коня на поводу.

Некоторое время мы ехали рысью по дороге, а затем по ручью. Там, где ручей стал разветвляться, мы повернули вдоль меньшей из проток и поскакали прямиком через болотистую местность, вскоре добравшись до другого ручья. Примерно с полмили мы ехали вдоль него, а затем свернули на другой участок топкой сырой земли, которая становилась все суше и тверже, пока наконец копыта не застучали по камням. И вот уже кони стали медленно пробираться между скал. Я понял, что Розалинда тщательно продумала, как запутать наши следы. Наверное, я неосознанно передал ей эту мысль, потому что она довольно холодно ответила:

— Очень жаль, что ты мало думал и много спал.

— Я начал думать, — запротестовал я. — Я собирался сегодня все собрать и устроить. Было вроде не к спеху.

— Поэтому, когда я пыталась посоветоваться с тобой, ты уже спал без задних ног. Мы с мамой целых два часа упаковывали эти корзины и готовили седла, чтобы мгновенно собраться в нужный момент, а ты в это время спокойно спал.

— С мамой? — поразился я. — Она знает?

— Она как бы полузнает. Последнее время она стала догадываться… Я не знаю, насколько она поняла… Мы никогда не говорили об этом. Мне кажется, она считала, что, пока не называет вещи своими именами, все нормально. Когда я сегодня вечером сказала ей, что, по-видимому, мне придется уехать, она заплакала, но, пожалуй, не удивилась. Она не пыталась ни спорить со мной, ни отговаривать. У меня было такое чувство, будто в глубине души она давно решила, что когда-нибудь ей придется мне помочь, и когда такое время настало — помогла.

Я должен был хорошенько обдумать слова Розалинды. Я не мог себе представить, чтобы моя мать сделала что-нибудь подобное ради Петры. Правда, она плакала, когда прогнали Хэрриет, а вот тетя Хэрриет готова была нарушить законы Чистоты. И мать Софи тоже. Это заставляло задуматься о том, сколько же, наверное, есть матерей, которые закрывают глаза на все, что не противоречит впрямую Определению Истинного Образа, а может быть, и на то, что совсем не соответствует ему, если удастся обмануть инспектора… И я размышлял, огорчится или обрадуется в глубине души моя мать тому, что я увез Петру…

Мы продолжали ехать путаной дорогой, которую придумала Розалинда, чтобы сбить погоню с нашего следа. Мы проехали еще много каменистых участков и много ручьев, прежде чем наконец направили коней по крутому берегу вверх и дальше в лес. Вскоре мы наткнулись на проселочную дорогу, которая шла на юго-запад. Побоявшись оставить на ней следы коней-гигантов, мы двигались не по дороге, а рядом с ней. Небо начало светлеть. Тогда мы свернули в глубь леса и ехали, пока не нашли поляну с высокой травой… Там мы стреножили коней и пустили их пастись, а сами поели хлеба с сыром, после чего Розалинда сказала:

— Раз ты хорошо выспался, будешь караулить первым.

Они с Петрой удобно устроились на одеялах и заснули.

Я сидел, держа на коленях натянутый лук, а полдюжины стрел лежали наготове на земле у меня под рукой. Было тихо. Слышались только голоса птиц, иногда шорох каких-то зверушек и мерное жевание коней-гигантов. Солнце поднялось и светило сквозь тонкие верхние ветки, начав пригревать. Время от времени я вставал и тихонько обходил поляну вокруг, положив стрелу на тетиву. Я ничего не обнаружил во время этих обходов, но они помогали мне бодрствовать. Часа через два меня позвал Майкл.

— Где вы сейчас находитесь? — спросил он.

Я объяснил, как мог.

— А куда направляетесь? — хотел он знать.

— На юго-запад, — ответил я. — Мы собираемся ночью двигаться, а днем отдыхать.

Он одобрил это, но заметил: