Кукольный дом [сборник стихов]

Марта, уже светает — прости. Пора.
Сбор объявили у церкви, сегодня в три.
Надо ли плакать, Марта? Ведь Дидель прав:
Если война не снаружи — она внутри.

Колокол воет волком, гоня беду.

В Гаммельне ветрено, флюгеры рвутся ввысь.
Твой Крысолов уходит гореть в аду
Под хоровые молитвы дрожащих крыс.

Кто им теперь надежда, спаситель — кто?

Выйти из города? Проще уж сразу в рай.
Марта, в кладовке — помнишь — его пальто?
Там, за подкладкой, флейта — играй, играй!

Гуттаперчевый мальчик

Гуттаперчевый мальчик, больная игрушка,
Иероглифы вен под фарфоровой кожей.
Забирайся под купол — мартышка, зверушка —
Обрывай пуповину страховочной лонжи.

Выходи на манеж. Под обстрелом софитов

Набухает кармином твой тряпочный панцирь.
Цирковая судьба — никудышный ловитор[1],
У нее ревматичные хрупкие пальцы,

У нее синяки — под глазами и ниже,

Рот искусан, суставы болят на погоду…
Видишь — ангел нелепым поручиком Киже[2]**
Марширует к тебе по второму проходу,

Допивая стакан полусладкой отравы.

На служебной хламиде — кофейные пятна.
Ну, последнее сальто… падение… Браво!
…Неужели ты хочешь обратно?

Неотправленное

Облетаю дурной сиренью, обнажая свое нутро.
Зарифмованной стихо-хренью заполняется монитор,
А июль разрывает строчки, превращая слова в труху,
И глумливо, подлец, хохочет, намекая мне, кто здесь ху.
Сигаретные трупы в блюдце. Пять утра. Ни в одном глазу.
Вот бы рядом с тобой проснуться — и с разбегу нырнуть в лазурь
Через форточку, прямо в счастье, до сырых атмосферных плит…
Рассыпается жизнь на части, ну-ка, где тут у нас "Delete"?
Outlook проскрипит: "Отправить?" Я отвечу ему: "Не смей!"
Кофеин, говорят, отрава — с молоком-то оно вкусней,
С молоком-то оно приятней — и сытней, и не так горчит.
Скатерть неба в белесых пятнах (надо с Ванишем замочить),
А по краю такая просинь, как со старых китайских ваз.
Это август посадку просит вот уж в двадцать-который раз,
Это душный вишневый запах прижимает меня к земле,
Чтобы город на мягких лапах не сумел проворонить след
Хаотичных моих метаний, бестолковой моей тоски.
Роза черная в белой ванне растрепалась на лепестки,
В подреберье упрямый дятел отбивает корявый ритм.
Пять утра. На сегодня хватит. Может, завтра поговорим?