Кукольный загробный мир

Шестьдесят четыре рубля восемьдесят копеек честно поделили на троих, набив карманы и даже пожав на прощанье друг другу руки, как это делают криминальные дилеры в зарубежных фильмах. Все трое прекрасно понимали: долго эта афера продолжаться не может, но вслух свой пессимизм никто не высказывал, надеясь хотя бы на благополучный финал. Каждый, кроме Кирилла, мечтал купить какую-нибудь ценную вещь и уже мысленно подсчитывал, сколько фаригейнов придется сбыть в неразумные массы для осуществления своей светлой мечты…

На следующий день в школе произошло событие, о котором потом даже написали в местной газете. Ранним утром, когда все шли на занятия, ученик десятого класса Максим Клетко каким-то образом забрался на самую крышу трехэтажного здания и, размахивая флагом государства Куба, выкрикивал на всю округу популярные в стране лозунги:

— Свободу острову свободы! Я требую!

Флаг гордо развевался на ветру, а внизу уже собралась приличная толпа зрителей, в том числе и учителя. В принципе, лозунг политически грамотен — здесь не подкопаешься. Культмассовой активности Клетчатый никогда раньше не проявлял — об этом тоже прекрасно знали. А вот зачем нужно было карабкаться на крышу — здесь все, кроме тайных членов Триумвирата, терялись в догадках. Директриса, минуту наблюдавшая за политическим шабашем, поежилась, потеплее укуталась в пальто и сказала:

— Может, у этого тоже Хэлловин в голове? — а потом громче добавила: — Клетко! Слезай немедленно, и тебе ничего не будет!

Парадов, теневой режиссер спектакля, просто ликовал от счастья, наблюдая эту сцену. Зайдя уже внутрь теплого здания, он стал свидетелем еще одного отрадного события: двое первоклашек стояли рядом с раздевалкой и торговались жвачкой.

— Пять пластинок за один фаригейн, нормальная цена, чего ты? Вчера за столько же взял! — реплика первого.

— Не гони, десять пластинок и фаригейн твой, я знаю цену, — реплика второго.

Алексей озадаченно покачал головой: надо же, копейками уже не расплачиваются! Сегодня явно удачное утро, вот если бы еще не нудная литература…

После звонка на урок класс в течение пяти минут был предоставлен в собственное распоряжение, Инесса Павловна чего-то опаздывала, и этот факт вызвал пару язвительных фраз, одна из которых принадлежала Парадову:

— Кажется, она на всех нас обиделась. Боцман, все из-за твоей двойки!

Бомцаев печально пожал плечами, как будто и впрямь считал себя виноватым.

— Наш Боцман за всю жизнь кроме Букваря так, наверное, ничего больше не прочитал, — ляпнул мысль Ватрушев, зевая между словами.

— А больше ничего и не надо, — сказал Алексей, — во всех остальных книгах те же самые буквы написаны. Ты не знал, что ли?

Неволин сидел молча, тарабаня пальцами по крышке парты, точно сочиняя не осязаемую ухом мелодию. Анвольская накручивала на карандаш кончик своих волос, потом раскручивала их, чтобы снова накрутить. И это бессмысленное действо она повторила раз пятнадцать. Хрумичева, сидевшая у окна, семафорила руками что-то кому-то на улице, но тот, бестолковый, совсем не понимал ее посланий. В конце она покрутила пальцем у виска и разочарованно отвернулась.

Наконец зашла Инесса Павловна, держа стопку тетрадей.

— Так, класс, извините за опоздание, вчера допоздна изучала ваши нетленные творения, — стопка грохнулась на учительский стол. — Крайне недовольна результатами, должна сказать.

Литераторша уже больше недели ходила в новом розовом костюме из какой-то плотной узорчатой ткани. Хитроумно повязанный вокруг шеи платок гордо выпирал вперед, создавая иллюзию элегантного дамского галстука. Уши, как всегда, украшали дорогие свисающие кулоны. Она строго оглядела аудиторию и продолжила разнос:

— Вы по какому произведению вообще сочинения писали? — ее пронзительный взгляд скользнул по последним партам. — Нет, класс, вы объясните мне, как можно смотреть в одну книгу и видеть совершенно разные фиги? Половина из вас вообще не поняла замыслов Достоевского! Неволин!

— А.

— Чего ты понаписал? — она открыла его тетрадь и громко процитировала: — «а хобби у чиновников были самые разные, они играли в рулетку при свете электрических ламп…» Мало того, что ты не знаешь, когда в Россию пришло электричество, так еще и неологизм «хобби» использован не к месту.

Неволин пожал плечами: в его глазах огрехи показались столь незначительны, что он внутренне возмутился — в остальном ведь все гениально изложено! Литераторша пролистала несколько тетрадей и выбрала самую замызганную из них, брезгливо открыв ее посередине:

— Ватрушев! Что за фраза такая: «Раскольников обломился»? Объясни!

— Инесса Павловна, ну я честно пытался подобрать синоним, ни один не подходит!

Литераторша на миг замолчала, призадумавшись: а и правда, какой синоним? Разочаровался? — слишком мягко звучит. Отчаялся? — не совсем вписывается в контекст.

— Надо было как-нибудь по-другому предложение построить. За девять лет учебы ума пора уже набраться… кстати, а где Танилин?

Все обернулись и только сейчас заметили его отсутствие. Его сосед по парте Хворостов лишь недоумевающе развел руками, потом высказал самое очевидное: