Кукольный загробный мир

— Послушай, Гимземин, почему ты никогда не участвуешь в наших постановках? Ты даже не представляешь, как это весело!

Ее искренность немного смягчила хмурый взгляд гостя, тот понял, что разговора все равно не избежать, горько-горько вздохнул, обхватил кулаком острый кончик своего подбородка и произнес:

— Вот объяс… — он вдруг споткнулся о ближайшую кочку, немного пошатался, но выстоял, — …объясните мне, непонятливому, зачем вы каждый четный и нечетный день ставите одну и ту же пьесу, диалоги которой уже, не исключено, вызубрил даже кошастый? Неужели вашему Кукловоду интересно ежедневно это слушать? Ну, раньше хотя бы разнообразие какое-то присутствовало.

— Объясняем! — громко, почти восторженно сказала Риатта, самая маленькая и хрупкая из девчонок. — Мы созданы на радость Кукловоду, ему интересно наблюдать за всеми нашими делами. Играя на сцене, мы тем самым прославляем его за дарованное счастье…

— О, прошу, не употребляйте при мне слово «счастье». Если я чего-то не в состоянии потрогать руками, значит, его не существует.

— К тому же, — добавила Анфиона, спешно и скомкано изрекая звуки, пока Гимземин не передумал их слушать, — в конце представления королева Раона говорит: «да вспыхнет свет». И после по утрам зажигаются свечи.

Алхимик вдруг расхохотался — его лицо затряслось, а маленькие, близко посаженные черные угольки глаз так и запрыгали вверх-вниз. Он даже схватился за живот, но не потому, что тот разболелся, а просто так принято по этикету. Увидеть его смеющимся было редчайшим явлением жизни. Гимземин сейчас и не пытался скрывать свои эмоции, обильно приправленные сарказмом:

— Ой-ей, уморили! Неужели кто-то из вас всерьез думает, что утро наступает лишь потому, что вами же придуманная королева Раона в какой-то бездарной пьесе говорит: «да вспыхнет свет»? Из-за этой реплики, да? — Алхимик вытер навернувшиеся лживые слезы. — Вот попробуйте хотя бы раз отказаться от пьесы. Так, на один день. Ради эксперимента. И что, утро не придет вообще? — последовал очередной взрыв хохота. — Нет, у меня сегодня праздник. Назову его «праздником чужого скудоумия». Звучит, однако…

— Мы не можем огорчать Кукловода, — стояла на своем Анфиона, гневно топнув ногой. — Он дал нам все, что мы имеем. Почему ты такой злой?

— Довольно! Хватит на сегодня глупостей! Я уж и забыл, зачем вообще приходил… ладно, пойду к себе на озеро, авось вспомню.

Гимземин размашистой походкой покинул поляну, еще долго исчезая с поля зрения. Ему смотрели вслед и все думали: «а действительно, чего он приходил-то?»

Далее между куклами произошел длинный, серьезный и не очень приятный разговор.

* * *

Ночные сны никто не запоминал, но они снились — это точно. Темнота, прибежище всех страхов и кошмаров, навевала какие-то лютые образы, заставляя кукол ворочаться в своих кроватях, заставляя их недовольно хмуриться или испуганно дергать закрытыми веками. В одном из древних свитков имелась легенда, что по ночам души кукол отрываются от своих тел и блуждают по туману абстракций средь невнятных видений. Пытаются разговаривать с теми, кого не существует. Авилекс, впрочем, предупреждал, что ко многому из написанного следует относиться с долей скептицизма, именно как к легендам — художественным помесям правды и вымыслов.

Ханниол проснулся не от привычной щекотки утренних лучей, а оттого, что кто-то усиленно тряс его за плечо. Громко зевнул и нехотя открыл глаза…

Темнота. Лишь слабый огонек зажженного фитиля и лицо Авилекса с колпаком из наклеенных звезд. Взор пытался по тикающему звуку отыскать будильник и сообразить, который час.

— Ави? Что случилось? О ужас, если будишь среди ночи, наверняка что-то важное…

— Скажи, вы сегодня не играли пьесу? Это правда?

— А-а… — Хан поднялся и протер глаза, — с этим до завтра нельзя было подождать? Тут дело не в нас, тут Гимземин все воду мутит, мутит, мутит…

Он проснулся во второй раз и опять — от настырных рук звездочета. Кажется, успел поспать две секунды.

— Поднимайся! Идем будить других, надо ставить пьесу.

— Сейчас?! Среди ночи?! Ави, ты с ума сходишь?

Пластмассовое лицо Авилекса с минимумом свободы для эмоций было серьезней некуда:

— Я прошу, так надо.

— Неужели Кукловод разгневается, если мы пропустим всего один день? Что он нам сделает? Чертов алхимик в чем-то да прав: одни и те же зазубренные речи, одни и те же действующие лица… Может, нам пора придумать другой сценарий?

Звездочет попытался присесть на табурет, но во мраке только опрокинул его ногой:

— Ты даже не представляешь, насколько это важно.

— Ави, дай поспать! Все завтра, завтра… — Ханниол почувствовал притяжение подушки. — Завтра…