Кукук

На общем собрании неожиданно для самого себя я вызвался печь пирог с болтуном Томасом. Традиционный пирог для пятничного чаепития. Мне выдали листок с продуктами, которые были необходимы для выпечки. Рецепт выбирал Томас из кулинарной книги. Дали денег и сказали, куда идти закупаться. Go to Edeka.[79] Потратил всего 4 евро: банка с половинками персиков, шоколадный крем, мука и абрикосовое повидло. Все продукты, как было наказано, из серии «Gut und gьnstig»[80]. Яйца, маргарин, сахар у нас уже были. Командовал парадом Томас, я был на подхвате — подай патрон, так сказать. За час под контролем сестры мы состряпали целый противень — на всю нашу дружную семью. Получилось очень вкусно.

Ночью мне приснилась депрессия. Я проснулся с её ощущением и ходил с ним целый день, боясь, что она вот-вот вырвется из-под плёнки, которой накрыта. Эта плёнка так и ходит нервными волнами… Было такое ощущение. Это не образ. Образ: я словно на водяной кровати лежу. А вдруг лопнет?! И что тогда? К вечеру это видение испарилось.

На следующий день я проснулся и был уже весь в ней. Плёнка, видать, лопнула. Второй день с ней хожу, как обгаженный… Она какая-то хлипкая, типа капель поноса, но она есть.

Забавно, проходит время, и я перестаю замечать психические отклонения у своего окружения. Я привыкаю к поведению каждого из них, как впрочем, и к однобокости, зашоренности медперсонала, и это их поведение становится для меня нормой.

Уже не вызывает возмущения плевок на стене в туалете, три лобковых волоса на писсуаре и т.д. и т.п.

За обедом. Очнувшись от своих мыслей, слышу слова Арне, адресованные Шарлотте: С чего ты взяла, что я Ларс? Меня зовут Арне. Ар-нэ. Совсем на Ларса не похоже.

Шарлотта молчит.

Я: Ларс? Ларс был в 5.2. Ты его помнишь?

Шарлотта (безразлично): Да.

Я (Арне): Он был вождём, этот Ларс.

Арне: Индейцем?

Я: Да, настоящим индейцем. Большой такой, длинноволосый, ходил по отделению босиком…

Мне хреново.

Начинаю писать. На следующий день у меня всё в порядке. Как это, чёрт побери, взаимосвязано?!

Сижу, слушаю «Зелёный концерт» Земфиры. Только что принёс его из интернета. Прописываю теги. Время от времени бросаю взгляд на соседа напротив. Классика. В той задумчивой позе, от которой мне каждый раз хочется взять в руки фотоаппарат, он сидит уже около часа. Иногда Царко закрывает лицо руками, затем отводит их, складывает вместе, смотрит на них. Поворачивает голову к окну. Пару раз я обращал внимание на то, как он приподнимает рукой тюль. Застывает в этой позе. Опускает руку. Земфира закончилась. Царко ложится, сложив руки на животе, смотрит в сторону шкафа, что у него в ногах.

Я почему-то вспоминаю свою бабушку. Вспоминаю минуты прощания с ней, когда уезжал в школьные годы в город по окончанию каникул. Она каждый раз говорила: «Вот ты сейчас уедешь, а на меня такая тоска навалится…» И плакала.

Из-за этого я часто приезжал к ней и на выходные. В субботу после уроков еду полчаса на автобусе до вокзала, затем час на поезде, двадцать минут пешком до дачи. Около двух часов в пути плюс время ожидания транспорта. В воскресенье под вечер в обратный путь домой…

Царко явно не по себе. Его надо отвлечь от раздумий каким-нибудь разговором. Но я не знаю, о чём с ним поговорить. Не об английском же языке. К словарю он так и не притронулся ни разу. Надо что-то ему сказать. Что именно не знаю. Спрашиваю: Что там у вас на Балканах происходит, в Косово?

Он (очень быстро): Не знаю. Не знаю. Война — это плохо. Новости не смотрю. Я уже много лет там не был. Не знаю, что там происходит.

Я вспоминаю, что сохранил у себя картинку из интернета, горькая юмореска: Learning Albanian for Dummies.[81] Рассматриваем её вдвоём, считываем шутки…

Грегор, моя Bezugsperson[82], спрашивает меня, всё ли у меня в порядке. Этим вопросом он застаёт меня с Шехерезадой на пути в столовую. Мы зависаем с ним рядом со входом в отделение. Отвечаю ему, что у меня всё в порядке. Пользуясь случаем, прошу у него шариковую ручку — сделать пометки к своему следующему письму. Нужно очистить таким образом воспалённую голову от новостей и всплывших воспоминаний, чтобы они не мешали чтению. Нужно расчистить площадку для басен Шехерезады. В этот момент со скрипом приоткрывается входная дверь. Сперва наполовину, будто в неё кто-то решил лишь заглянуть, затем ещё чуть-чуть. Мы оба обернулись в её сторону.

Грегор: Что это?..

Я: Призраки.

Он подозрительно посмотрел на меня. Я стал шутить дальше.

Я: Не все их видят, к сожалению. Но есть те счастливцы, которым под силу…

Дверь опять-таки со скрипом и хлопком закрылась.

Я: Вот теперь не ясно — кто-то к нам зашёл или же от нас вышел?

Грегор бессилен въехать в мой юмор. Мы друг другу инопланетны.

Я беру у него ручку и иду письменно пылесосить свою голову — от этой истории в том числе.