Кукук

Я сказал ей, что если я всех пугаю своим взглядом, то мне следует прописать темные очки, а ей, чтобы не обижаться по пустякам, обзавестись бронежилетом. Дамским, облёгчённым…

Я не знаю, что об этом обо всём думать. Маркус уже раз спрашивал меня, что у нас там с Катрин такое. Я ответил: пока ничего.

Ага, ничего! То-то она всё свои кудри на палец накручивает.

Не знаю. Не замечал…

Я заметил лишь два факта.

Первым было то, что я попросил у соседки Катрин по комнате, у Сабины, машинку для волос, хотел сбрить свой хайер. Катрин ужаснулась моему решению и сказала, чтобы я ни в коем случае этого не делал. Иначе она перестанет общаться и со мной, и с Сабиной. Вот так — категорично! Меня это удивило. Более того, она, как я на следующий день случайно услышал из комнаты отдыха, просила Сабину не давать мне машинку.

Вторым наблюдением было то, что Катрин знала, сколько граммов весит моя таблетка. Она, когда я сказал ей, что уже месяц как не глотаю свой Mirtazapin, ответила, что её таблетка весит в три раза меньше моей: 15 граммов к моим 45. Надо же — подсмотрела на столике с медикаментами!

С чего бы такое внимание ко мне?!

Ну, и ещё — как-то раз она сказала мне, что сразу выделила меня из всей группы и я ей наиболее симпатичен…

На следующий день Катрин была отстранённой и от этого ужасно далёкой. Я, видимо, опять что-то сделал не так. Я опять как-то не так пошутил и что-то не то сказал.

Она лишь зашла попрощаться, т. к. уезжала на выходные домой. Я вызвался проводить её до вокзала. Она сказала, что едет не на поезде.

Я: А на чём?

Она: На машине.

Я: На машине нельзя. Ты же подписала бумагу…

Она: Я иногда нарушаю правила.

Я: Понятно. Как я с таблетками. Ну, тогда — счастливого пути!

Она: Пока! Увидимся…

Я сидел с книгой весь вечер и думал о том, что Катрин выдавила из меня Татьяну, не став при этом моей любовью. Как, по всей видимости, выдавил меня в своё время Танин Торстен. Раз — и меня больше нет для неё. Раз — и Тани теперь больше нет для меня. Я окончательно перестал вспоминать о ней. Всё. Любовь к ней прошла. Ноль чувств по отношению к Татьяне Александровне. Я наконец-то свободен. Она от меня тоже…

В то же время я в очередной раз получил доказательство своей мужской несостоятельности и, чтобы от этого в очередной раз не сойти с ума, пришлось опять глотать таблетку. Депрессия вернулась за считанные минуты в полной своей силе. До ровного счёта таблеток я не дотянул. В шкафу сколлекционировалось двадцать девять штук. Тридцатая таблетка приземлилась в желудок.

На доске объявлений висит листок с предложением о совместном путешествии. Среди этих желаний читаю: сходить к озеру в соседнем городке, подняться на какую-то гору, сходить в кино, в зоопарк, в бассейн, покататься на велосипедах и устроить пикник, поиграть в гольф, отправиться на аэродром и попросить полетать на том самом самолёте — на моём МакМёрфи.

Я двумя руками «за».

За пятничным чаепитием голосуем. Фаворитами остаются: поход к озеру и аэропорт. Решаем удовлетворить оба предпочтения.

Вот это да! Неужели действительно полетаем над своим гнездом?!.

После принятия таблетки ко мне вернулись все ужасы телесного страдания. Маркус сообщил, что я ночью разве что не бредил, но явно мучился от кошмаров. Утром я с трудом проснулся. Опять дико низкое давление. Опять потекло в трусы после похода в туалет. После завтрака я завалился в кровать и проспал до групповой терапии. С трудом поднялся.

Весь день я провёл в своей комнате. Всё время думал о Катрин.

Она пришла ко мне сама. Мы сидели на моей кровати часа три, болтая как прежде. Я не понимал, что происходит. Включил свой iPod и начал диджействовать, ставя Кати свои любимые композиции.

В одиннадцать часов пришёл медбрат с моей таблеткой, о которой я совершенно забыл. Катрин пришлось уйти, т. к. дамам не положено находиться в помещениях господ. Медбрат ничего не сказал, но и так всё было понятно. Мы нарушаем правила. Я подумал о том, что если не складывается любовь, то пускай уж это будет моя очередная дружба.

На следующий день мы опять пересеклись пару раз, и я пригласил Катрин погулять. Мы пошли дорогой, по которой ещё никогда не гуляли. Я держал свою руку с её стороны свободной, в надежде… Было очень прохладно и рука просто околела от холода. На пути к лечебнице я спрятал её в карман греться.

Я сказал Катрин, что Маркус выходит на свободу через две недели, он уже прошёл свой курс лечения.

Я: Потом уйдёшь ты, а я останусь куковать здесь дальше.

Она: Нет!

Я: О да, да! Мне предстоит ещё долго лечиться. Всеми этими бесполезными КБТ, АТ, ЕТ, КТ…

Она: Нет-нет!

Катрин обогнала меня и встала ко мне лицом. Я остановился и развёл руки. Она сделала шаг ко мне и обняла, а я обнял её. Мы обнялись крепко-крепко-крепко. Когда эти наши объятия слабели, мы опять делали их крепкими.

Мы стояли на дорожке между двух, вспаханных и поросших мелкой травой, полей, словно дерево без ветвей. Таковых я вокруг насчитал около десятка — один ствол, все ветки спилены.