Как я того и желал до сих пор, так хочу этого и сейчас — всё осталось на своих местах — мне необходимо находиться вот здесь среди них: моей [бывшей] жены Тани, нашей дочери Насти и нашего сына Севы. Вот так вот — категорично. Хочу быть нормальным отцом, а не воскресным папой. Я понял также, что не иллюзия моя любовь к Татьяне. Без жены мне не жить. Но именно из-за неё и пришлось уйти. Уйти уже во второй раз. Вчера она сказала мне, что я для неё теперь совершенно чужой человек. Сегодняшний очередной всплеск Таниной ненависти по отношению ко мне сделал своё дело…
<…>
Настя: Папа, ты куда?
Я: Мне, Настенька, надо уехать, котёнок.
В моих глазах резь от слёз.
Настя: Куда? К бабушке?..
Я (торопливо): Нет, Настюш… Далеко-далеко… (Нужно торопиться. Таня уже звонит в полицию). Будь счастлива, моя любимая! Я тебя очень люблю! (в очередной раз целую её).
Настя: Я тебя тоже люблю, папа!
Я: Пока!.. (лишь бы не расплакаться)
Настя: Пока, папа!..
Выбегаю на лестничную площадку, закрывая за собой дверь. Несусь вниз в надежде услышать Танин голос вдогонку: «Лёша, подожди! Ну, подожди же!» Выхожу на улицу. Слышу звук открывающегося окна. Знаю, что это про мою честь. Поворачиваю голову в направлении крыши. Там в окне Таня с телефоном. Машу ей на прощанье рукой (она сосредоточена на телефонной трубке) и иду прочь в сторону деревушки Фельбер. Думаю о том, что вот наконец-то всё подошло к тому концу, к которому я шёл уже несколько лет. Даже не несколько, а много-много лет. С подросткового возраста.
К чёрту эту жизнь! Всё, приехали!
Топал-топал да притопал.
Думаю о том, что когда-же-когда-же мне станет страшно и придётся преодолевать в себе эту свою телесную трусость. Буду смотреть на неё со стороны. Это я теперь умею, научился-таки. И на этот раз сделаю всё так, как то было заранее решено… А решился я ещё тогда, более двух лет назад, когда Таня в письменном виде попросила меня уйти из семьи. Всё, что произошло вслед за этим, стало лишь отложенным на потом. Были надежды. Теперь их больше не осталось. Я уже готов. Я уже многажды планировал свой уход из жизни. Каждый раз, когда мне от этих образов становилось не по себе, я перечитывал текст из «Хагакуре»:
Моя смерть стояла в конце этого списка. Это падение я сотни раз переживал во сне. Знал его наизусть. После этого заклинания страх исчезал. Пафос был мне в помощь. Я тренировал себя таким образом. Каждый раз пугался всё реже и реже. И в эти дни был к этому безобразию полностью подготовлен.
Акрам потом скажет, что ожидал от меня непременно какой-то неординарной смерти — типа харакири, т. к. его друг иначе бы не смог. Хм… Я, собственно, хотел это сделать так, чтобы меня не нашли… Я не хотел того, чтобы у меня была могила. Я хотел испариться. Пропал — это не так больно для моих близких, как если бы — вот умер, распишитесь… С дырявой надеждой жить легче, чем с убедительным фактом. Не с каждым фактом можно примириться. С надеждой всё куда проще.
Я шёл прочь от дома. Так получилось — по-прямой. Ждал впрыска понятной трусости в организме. Но всё оказалось иначе. Я просто вздохнул с облегчением. Стало легко. При этом мимо пролетела надежда — Таня догоняет меня на велике. Я оборачиваюсь. Никого нет. Всё.
Так даже лучше. Много лучше. Нет больше ни лжи, ни обмана. Точка-кочка.
Прочь-прочь от всего того, что окончательно перестало быть моим. Любовь, дети, родители, друзья… Смерть надеждам — смерть телу. Действие магнита, тянущего к жизни больше не действует. Поворачиваю за угол, иду в направлении Бентеберг.[2] Нужно уйти как можно дальше, туда в лес, в горы, настолько, насколько хватит сил, и сегодня-завтра обязательно найти себе ту thousand-foot cliff, спрыгнуть…
Захват
Чувствую притормаживающий рядом автомобиль. Поворачиваю голову на его шум.
Полиция.
Надо же, как неожиданно!
Полицейский-водитель: Hallo! Sind Sie Herr Josef?!.[3]
Догадываюсь, что это обещанная Таней полиция.
Я (равнодушно мотая головой): Nein.[4]
Полицейский: Sind Sie sicher?!.[5]
Я: Ja. Mein Name ist Jew-sej-jew…[6]
Дальше все, что будет говориться по-немецки, я записываю в переводе.
Полицейский: Вы уверены, что Вы не господин Йозеф?
Я утвердительно качаю головой.
Полицейский догадывается по моему внешнему виду, что я именно тот, кого они ищут.