По двору ходили куры и петух. Хвост бил из петуха разноцветным праздничным фонтаном… Куры разгребали землю, что-то склевывали и переговаривались:
— Ко-о-о, ко-ко-ко… Ко-ко…
Понять их было легко:
— Камеше-е-ек… Песо-о-к… Зернышко-о-о… Семечко-о-о…
Петух чем-то ужасно гордился. Скорее всего, хвостом. И еще, вероятно, гребнем, глядя на который, между прочим, люди придумали корону своим царям. Потом о сходстве короны и петушиного гребня они забыли, и зря.
Петух вниз почти не смотрел, а разрыв землю сильными ошпоренными ногами, краем глаза замечал в ней червяка. Он сзывал кур:
— Чер-вяк!
Куры, кудахтая, со всех ног кидались отведать червяка, ссорились, клевали друг дружку, а петух, отвернувшись от них, свысока оглядывал двор в надежде, что кто-нибудь еще, кроме кур-дур заметит, какой он и большой, и сильный, и красивый, и умный, и червяка умеющий находить в одно мгновение…
Кубик о своей тайне помалкивал и не сводил глаз с петуха.
— Все нынешние болезни, — неожиданно объявил он, — происходят оттого, что люди перестали смотреть на кур! Мы их видим только голыми и замороженными. Кошмар! Разве может замороженный петух снять стресс, который человек получил на работе? Будь я врачом, я прописывал бы не таблетки, а куротерапию, то есть пристальное смотрение на живых кур с целью исцеления.
— Дядя Витя, — решился Славик, — ну вы бы сказали инопланетянам "Глокая куздра…", а дальше что?
Петух не выдержал напора каких-то чувств — захлопал крыльями и заорал.
— Нет, ты полюбуйся этим горлодером! — воскликнул художник вместо того, чтобы ответить на Славикин вопрос. — Сколько в нем спеси, глупости, фанфаронства! Столько же, сколько в ином человеке. Но это, — Кубик поднял указательный палец, который был у него всегда в краске, потому что писал он частенько не кистью, а именно пальцем, — но это всего-навсего петух, и глупость его мне не опасна… Ведь в конце концов я могу петуха съесть. Я смеюсь над ним, я отвожу с ним душу, понял, Славик?
— Понял.
— Ты кажется спросил, что будет после "Глокая куздра…"?
— Да.
— Дальше все будет прекрасно. Я бы с ними после этого подружился, пришельцы показали бы мне, что они привезли с собой. Это будут, конечно, удивительные вещи… Глянь-ка, это не к тебе?
Славик повернул голову к калитке. Там стояли Генчик, Юрчик и Васек. Генчик манил его к себе рукой.
— К… ко мне, — сказал Славик и голос его дрогнул.
— Пойти с тобой?
— Не надо. Я сейчас вернусь… — Он подумал, что не будут же деревенские драться при Кубике.
— Слышь, — сказал ему Генчик, когда они отошли вчетвером от калитки, — а это твое каратэ ничего… Там у вас в городе всех ему учат?
— Не всех.
Справа от Славика шел Васек, а на пятки наступал Юрчик. Славик оглянулся — художник стоял на крыльце и смотрел в их сторону.
— Слышь, Слава… — Генчик тоже оглянулся. — ты сколько у нас в Егоровке пробудешь?
— С неделю, не больше. — По тону разговора Славик понял, что драки не будет.
— Покажи нам приемы, а? — сказал Генчик. Он обогнал Славика и встал перед ним. — Будешь у нас тренером. А мы тебя тоже чему-нибудь научим. Вот Васек свистит как бог. Юрчик в ножички играет. Понимаешь, к нам ребята из Михайловки драться приходят. То мы их, то они нас… А если мы каратэ будем знать, ого, как они почешутся!
Славику захотелось стать тренером. Тем более, повторяем, что он видел целый фильм про Брюса Ли по телевидению. Раз-два-три-четыре — и четверо противников лежат в глубоком нокауте.
— Не могу, — сказал Славик, — я подписку дал.
— Какую подписку?
— О нераспространении каратэ. Что не буду никому показывать его приемы, — заливал Славик. — Это же все равно, что оружие раздавать направо и налево. Нас когда собрали в первый раз, дали подписать документ. Сказали, что если где будет замечено появление каратэ, выясним, кто мог его разбазарить и тогда… В общем, не могу, ребята.
— Ты смотри, — потер щеку Генчик, — хоть бери и в город поезжай.
— Врет он все, — сказал Васек. — Подумаешь, каратист!
— А может, и каратист, — ответил ему Генчик, — ты от одного его удара лег.
— Я споткнулся, — возразил Васек, — а потом об землю лбом треснулся.
— Треснулся? А синяк где? Покажи!
— А это не синяк? — завопил Васек, тыча в свой лоб, где никакого синяка не было. — Вот он, синяк!
— Слышь, Слава, — Генчик повысил голос, чтобы пресечь спор, — а когда к нам из Михайловки придут, пойдешь с нами? Ты ведь в нашей деревне живешь, вроде, значит, наш.
Славику ничего не оставалось, как согласиться. Пообещать, что он выступит на стороне егоровцев. На том и расстались. Пожали друг другу руки в знак союза. Славик направился к дому.
— Инцидент исперчен? — спросил его Кубик, сидевший на крыльце.
— Исперчен.
— Ну тогда я пошел, — сказал художник, поднимаясь. — Мой привет пришельцам.
— Спасибо, — ответил Славик, — передам.
Он отправился на кухню за топленым молоком, а сам думал уже о том, как он будет драться с михайловцами. Хорошо бы, конечно, с помощью сонного луча…
Славик рассказывает о планете Земля