Кукурузные человечки

— Мы обрастаем страшными волосами, — выступал он, — которые делают нас похожими на первобытных людей, — ради чего? Только для того, признаюсь я вам, как на духу, чтобы скрыть за усами и бородой слюнтяя, кисляя, размазню, недотепу и растяпу, оголтелого романтика… И что получается? А ничего! Потому что стоит нам, заросшим, как лесные разбойники, начать сочинять очередную, так любимую нами романтическую сказку, — я имею в виду не только сегодняшний закат, — как появляется ясноглазый младенец — вроде тебя или Нинон — и, не испугавшись бороды, одним словом разрушить идиллию. Говорит правду, от которой нас корчит. В этом, в окатывании нас холодной водой, — примета времени. Что ж — вперед, ясноглазые! Бородатые слюнтяи — прочь! Ваши романтические пейзажи — всего лишь дань прошлому, из которого вы не можете вытащить ноги. Мир стал жестким, как чертеж, а мы все еще ищем в нем оттенки…

— Они натворили что, да? — раздался голос позади Кубика, и Нинка вскочила и спрыгнула с крыльца.

— Мамка пришла! — завопила она и повисла на материной шее. — Мамка!

— Здравствуйте, Аня, — сказал, вставая, Кубик. — На этот раз они не натворили, а сотворили. Они по-новому разгадали старую загадку. Мы все вас заждались.

Нинкина мама — усталое лицо, коричневые до локтя руки — присела на нижнюю ступеньку.

— Наталья из декрета вернулась, вот меня и отпустили на денек. Дочь, говорю, без меня растет, я ее неделями не вижу, только, может, на свадьбу вырвусь… Ну, как вы тут живете?

— Так вы завтра дома? Матушка-голубушка-Аннушка-доярушка! — запел Кубик. — Я знаю все: стирка, уборка, отдохнуть надо, на дочь-ненаглядышку насмотреться. — но не откажите в просьбе!

— Еще что-то делать надо?

— Дело невелико будет. — Художник вглядывался в лицо Анны. — Нужно вам будет посидеть с дочерью на лугу, ни о чем, кроме травы, не думая.

— Ой да что вы! — замахала руками Анна. — Да я завтра на минуту не присяду! Какой луг! Какая трава!

Нинка сидела, уткнувшись в материно плечо.

— Ма, — сказала она, — он тебя нарисовать хочет. Это я ему сказала, чтобы нарисовал.

— Зачем меня рисовать, что я — артистка какая? Потом как-нибудь.

Кубик все так же смотрел на лицо Нинкиной мамы.

— Артистка, артистка… — уговаривал он, — все женщины артистки… А "потом", Аннушка-доярушка, не будет. Луг вон, я слыхал, запахать хотят. У Натальи ребенок заболеет или еще что-то случится, а там, глядишь, и зима. А я хочу — пока август, пока луг, пока молода, пока в глазах синь проглядывает…

— Какая уж там молодость, какая синь, — вздохнула Анна, — цельными сутками только коров и вижу…

Глаза, заметил Славик, у Нинкиной мамы были такие же, как у дочери, — то серые, то голубые, как лесные колокольчики. Но чаще всего серые.

— А когда на луг-то пойдем? — согласилась она. — Я ведь и голову должна помыть, и платье приготовить.

— Платье нужно попроще, — распорядился Кубик. — Не на бал пойдем — в траве сидеть, на речку глядеть.

Анна с дочерью, обнявшись, ушли.

— Ну, — сказал Кубик, ударяя правым кулаком в ладонь, — завтра я дам ему бой!

— Кому? — удивился Славик.

— Той бездари, тому лентяю, что сидит во мне. Я ему покажу, тугодуму!

Бабушка позвала внука ужинать.

После ужина Славик поспешил в огород. Его встретил голос Вьюры, который, видимо, нес дежурство на своей кукурузине.

— Наши в корабле. Ночью он видим. Мы решили, что завтра нужно осмотреть хоть один ваш город.

Но снизу раздался еще голос:

— Славик, привет! — Это был Питя. — Мы выполняем программу полета. Вьюра сказал тебе, куда мы летим? Что в ваших городах самое интересное?

— Самое? — переспросил Славик. — Самое — это… наверно… (Что может быть интересно для пришельцев? Ну что? Что?..) — Зоопарк, — решился он. — Цирк. Ну еще архитектура… Высотки… Людей полно… Машины…

— А что такое зоопарк? — ухватился за слово Питя.

Славик рассказал.

— Ух ты! — сказал малыш.

— Хорошо бы посмотреть, — вставил Вьюра. — Но как мы покажемся там днем?

— Можно ночью! — быстро нашел ответ Питя. — Идея! Грипа! — крикнул он в темноту. — Мы должны побывать в зоопарке, там собраны все звери Земли!

Встретиться снова договорились только на послезавтра. Завтра утром корабль возьмет курс на город.

Фея и Фей

На луг шли впятером: Кубик, Анна в новом цветастом сарафане, Нинка. Славик и коза. Впереди шагал Славик, за ним художник с козой через плечо и этюдником на веревке (тьфу! оговорился, нужно наоборот), а сзади, все еще обнявшись, делили узкую тропинку Пантелеевы. Третья Пантелеева, Евдокимовна, вышла их проводить, что-то вспомнила, закричала, но никто останавливаться не захотел и, чтобы она не беспокоилась, помахали ей руками.