Кукушата Мидвича

— Сэр, они не ненормальные. И спецшкола была открыта потому, что они иные. Морально — они ответственны за события прошлого вечера, что, однако, совсем не означает, что они отвечают перед законом. Вы просто не в состоянии вынести им обвинение.

— Кто-то должен быть обвинен, пусть даже тот, кто за них несет ответственность. Вы заявляете, что девятилетние дети могут как-то вызвать побоище, в котором умирают люди, и выйти сухими из воды?! Так не бывает!

— Я уже не раз повторял, что Дети — иные. Их физический возраст не имеет значения, разве только, если принимать во внимание, что они все-таки дети и их поступки более жестоки, нежели намерения. Закон не может их тронуть и мое ведомство, ко всему прочему, против огласки.

— Так, уже становится смешно, — сказал констебль. — Слышал я об этих школах. Детям нельзя расстраиваться, расчетверяться. Самовыражение, самообразование, самочетвертование… Чушь собачья! Они расстраиваются не больше нас с вами. И если какое-то там ведомство думает, что раз правительство обращает особое внимание на данную школу и к ее питомцам якобы совершенно другое отношение, то такому ведомству вскоре придётся изменить свое мнение на сей счет.

Зеллаби и Бернард обменялись многозначительными взглядами. Бернард предпринял еще одну попытку все объяснить:

— Эти Дети, сэр Джон, обладают огромной силой внушения. А поскольку в законе ничего не говорится о такой форме насилия, то невозможно доказать в суде ее существование. И, значит, преступление, каким его принято считать в глазах общественности, или никогда не имело места, либо должно быть соотнесено к ответственности других людей. Итак — суд просто не найдет ничего общего между Детьми и совершенным преступлением.

— Если исключить факт, что они его совершили.

— А по мнению суда, они вообще ничего не сделали противозаконного. Собирайте ваши доказательства, формулируйте обвинение — вы ничего не добьетесь. Дети немного на вас повоздействуют и вы не сможете их арестовать, даже просто задержать, сколько бы не пытались.

— Оставим выяснение вины для присяжных. Нам же нужно только одно — доказательства, — сказал констебль.

Зеллаби отвлеченно разглядывал шторы. Бернард, казалось, занимался медленным счетом от нуля до десяти и в обратном порядке. Я вдруг поймал себя на странном покашливании.

— Школьный наставник на Ферме, как его… а — Торренс, — продолжал констебль, — директор. Значит, ответственность за этих детей несет он. Я видел его прошлой ночью. И он поразил меня своими уклончивыми ответами.

— Доктор Торренс больше психолог, чем наставник, — пояснил Бернард. — И сейчас он в замешательстве в поисках линии поведения.

— Психолог, — повторил сэр Джон подозрительно. — Вы кажется упоминали, что здесь нет помешанных детей.

— Здесь нет сумасшедших детей, — терпеливо сказал Бернард.

— Тогда непонятно, в чем же, собственно, сомневается мистер Торренс? В истине? Ведь любой лояльный гражданин в ходе расследования должен говорить полиции правду, одну только правду и ничего, кроме правды. Если же вы нарушаете этот принцип, вас ждут большие неприятности.

— Не так все просто, — возразил Бернард. — Если вы еще раз сходите поговорить к мистеру Торренсу, но уже сo мной, он более охотно ответит на ваши вопросы и лучше обрисует ситуацию.

С этими словами Бернард поднялся на ноги. Остальные тоже встали. Бернард и констебль вышли.

Зеллаби откинулся в кресле, глубоко вздохнул и рассеянно потянулся за сигаретой.

— Я не знаком с доктором Торренсом, но очень ему сочувствую, — сказал я.

— В вашем сочувствии нет необходимости, — ответил Зеллаби. — Осторожность полковника Уэсткота пассивна, а Торренса агрессивна. Но сейчас меня больше волнует отношение нашего полковника. Я надеюсь, они найдут общий язык с сэром Джоном и тогда он поведает нам нечто новое.

Вообще-то, я полагал, что именно такой ситуации полковник и старался избежать с самого начала. Тогда почему он выглядит ничуть не озабоченным?

Тут появилась Анджела. Зеллаби посмотрел на нее туманным взором и не сразу заметил ее выражение лица.

— Что случилось, дорогая? — спросил он и добавил, вспомнив: — Ведь ты, кажется, собиралась в Трейнский госпиталь, не так ли?

— А я и поехала. И тут же вернулась. Похоже, нам не дозволено покидать Мидвич.

Зеллаби выпрямился.

— Ерунда. Этот осел не имеет права держать под арестом всю деревню.

— Это не сэр Джон. Это Дети. Они пикетируют все дороги, никому не давая покинуть городок.

— Вот как? — воскликнул Зеллаби. — Ужасно интересно.

— К черту! — рассердилась миссис Зеллаби. — Это совсем неприятно. И совершенно неясно, что за этим воспоследует.

Зеллаби попросил подробностей. Анджела рассказала и закончила так:

— Запрёт наложен только на местных жителей. Остальные свободно въезжают и выезжают.

— Силы они не применяли?