…Две пары рук неспешно перебрасывались картами; две пары: одна — с мосластыми суставами, с неряшливыми сбитыми ногтями на коротких пальцах, жёлтая от табака, и вторая — поухоженней, почище и с кольцом на среднем пальце правой. Перебрасывались резко, но без напряжения: день только-только начался.
— Восьмёрка.
— Дама.
— Ну а мы её тузом, тузом! Ага? Что скажешь?
— Что скажу? А вот тебе на это тоже туз! И вот ещё один. И вот ещё.
— Dam! — Руки с кольцом задержались, сложили и бросили карты. — Ну и везёт же тебе, ты, старый sacra plata[8]!
— Хорош ругаться, лучше гони выигрыш.
Кольцо было недавно выигранным, сидело неплотно, стянулось легко. Звякнуло об стол и закрутилось, словно золотистый шарик. Упало. Легло. Первые руки подхватили его и преловко надели на палец.
— Ну что, ещё разок?
— Сдавай.
Два испанских солдата несли караул в комнатушке возле входа. Странноприимный дом был практически пуст: бродяги и нищие с наступлением тёплых деньков спешили разойтись по городам в надежде захватить пораньше паперти, трактирные задворки, берега каналов и другие хлебные места, в лечебнице тоже почти никого не было, кроме пары простудившихся монахов и ещё двух тяжелобольных, на днях постриженных ad seccurendum[9]: им в общей монастырской спальне было слишком холодно. Никто караульщиков не тревожил — брат Себастьян пребывал в размышлении, десятник пьянствовал и большей частью спал, изловленная дева тоже не доставляла неприятностей; приятели дули вино и резались в карты.
Алехандро Эскантадес сгрёб колоду со стола, вложил рассыпанные карты, постучал, чтоб подровнять, и начал тасовать, сверкая жёлтым ободком на безымянном пальце.
— Альфонсо, compadre, везение тут вовсе ни при чём, наставительно проговорил он. — Ведь что такое игра? Игра это quazi uno fantasia. Она, если хочешь знать, почти искусство; а в искусство надо верить, иначе никакое везение тебе не поможет, хоть тресни. А ты сидишь, ходы просчитываешь — сколько, где, куда, и думаешь, что угадал.
— Как будто ты их не высчитываешь…
— Есть такое. Только всё равно всего не просчитаешь. Вон, взять хотя б Хосе: ты бы сел играть с ним?
Родригес поморщился:
— Что-то не особо хочется.
— А-a! — Алехандро дал партнёру срезать, раскидал и важно поднял палец: — То-то и оно. А он считать умеет только до пяти… — Он развернул свои карты веером. — Что у тебя?
— Десятка.
— A, caspita! Тройка. Заходи,
По грязному столу зашлёпали карты. Фортуна вопреки пословице на этот раз себя явила женщиной непеременчивой: так же быстро, как и первую, Родригес проиграл вторую игру, после чего взгляды обоих задержались на бутылке.
— Угу?
— Угу.
Вино забулькало по кружкам.
— А неплохо здесь, — опустошив свою до дна, довольно ощерился Санчес.
Альфонсо тоже оторвался от кружки, перевёл дух и потянулся за сыром.
— Что говоришь? — спросил он.
— Неплохо здесь, я говорю. — Санчес вытер подбородок и усы. — Когда пришли сюда, я грешным делом про себя подумал: всё, Санчо, отбегался, сиди теперь в монастыре, карауль чёртову девку, набирайся святости и пой псалмы, пока хрен не отсохнет. Ан нет, смотри-ка ты: жратва хорошая, тепло, а вино вообще — нектар, а не вино. И кислит, и сладит, и в голову ударяет. Не иначе, им сам Бог виноград помогает растить. Одна беда — делать нечего, даже подраться толком не с кем, да и до девок топать далеко.
— Ничего, как станет потеплее, дальше пошагаем. Алехандро с сомнением покосился на собеседника:
— Думаешь?
— Угу. Вон, и Мануэль так говорит. Да сам посуди: была б нужда, padre Себастьян давно уже собрал бы тройку и провёл дознание, а он чего-то ждёт.
— А он что ждёт?
— Бог знает. Может, посоветоваться хочет с кем-то знающим, а может, хочет заседать в привычной обстановке. А может, просто ищет толкового экзекутора. Но между нами… — Тут солдат на всякий случай огляделся и наклонился к собеседнику. — Между нами, я думаю, что если мы на днях отсюда не уйдём, то просидим ещё полгода, а то и дольше.
— Это почему?
— Да потому. Смотри сюда. Una baraja[10]. — Родригес перебрал рассыпанные карты, вытащил даму треф и положил ее картинкой кверху для наглядности. — Мы эту девку взяли? Взяли. Так вот, смекаю так: сама она сознаться не захочет, а свидетелей-то нет, один лишь Михелькин с ножом.
Из колоды вслед за дамой явился валет и вопреки всем правилам наискосок лёг поверху. — Так?
— Так… — Алехандро, насупившись, сосредоточенно наблюдал за происходящим.