Кукушка

— Он делает странные вещи, — всё тем же спокойным тоном продолжил наёмник. — И сам он очень странный человек… был. Или всё-таки не был, а есть? — Он посмотрел на девушку. — Ты что-то знаешь. Услуга за услугу. Расскажи мне. Расскажи, и я не стану выдавать тебя.

— Тьфу, зараза! Ну что за день такой сегодня! — Зерги с отвращением сплюнула и смерила попутчика презрительным взглядом. — Как же вы, мужики, любите торговаться… С чего я должна тебе верить? Он твой наниматель.

— Но не хозяин, — возразил белоголовый. — У меня своя соображалка есть. Ты ведь вряд ли знаешь, как всё было. Этот рыжий убил двух моих людей… Нет, я его не виню, всё было честно. Я бы даже сказал, что по понятиям он очень даже прав: мы попытались его поиметь, а он нас раскатал, как маленьких засранцев.

— Правильно сделал.

Рутгер, чья кобыла на пару шагов опережала жеребца, через плечо покосился на девушку и покачал головой:

— За что ты меня так ненавидишь?

— А что мне с тобой, целоваться, что ли?

— А что? Могла бы. Я тебе не враг, занимаемся мы с тобой одним делом. Я много знаю про тебя, Белая Стрела.

— Ты? Да что ты можешь знать?

— Ну… кое-что знаю. Ты ж почти легенда. Стражникам окрестных городов наказано искать у всех въезжающих болты, покрашенные белым. Многие вообще не верят, что ты на самом деле есть, думают, будто это шайка такая — «Белая Стрела», вроде «Лесных братьев» или «Китобоев». Так что, видишь, знаю, кто ты, и какая ты, и чем ты занимаешься. И если мы в братве, то ты мне вроде как сестра. Не знаю только, как ты сделалась такой.

— Какая тебе разница? Захотела и сделалась. Женщины вообще стреляют лучше — у нас сердце реже бьётся, даже когда злимся. А если б я хотела целоваться с такими, как ты пошла бы в портовые шлюхи, была возможность… «Одним делом»! — фыркнула она презрительно. — Не равняй меня с собой. Одним, да не таким.

— А в чём разница?

— А в том, — она повысила голос, — что я хотя бы знаю, на кого беру заказ, а не кидаюсь, как щука, на первый набитый кошель! В том, что никогда не беру больше определённой платы — в этом предо мною все равны, и нищий, и богач. Ты знаешь, что у жидов есть такая молитва — о смерти для врага? Айе, вижу: не знаешь. Каббалист возносит ее и после, около недели (я не знаю точно, сколько), ждёт, пока их бог решает, кто достоин смерти — упомянутый в молитве или тот, кто молится. Потом один из двоих умирает… Чего уставился? Думаешь, я иудейка? — Она усмехнулась и откинула за плечи капюшон, рассыпав золотистые подстриженные волосы, — Не угадал. Но я тоже, можно сказать, молюсь перед тем, как начать. Я тоже спрашиваю и получаю ответ.

Наёмник скривился:

— Что ты плетёшь? Какой еще ответ? Кто из вас умрёт, что ли, ты или жертва?

— Нет, — покачала головой она, — При чём тут я? Ты что, совсем дурак? Я спрашиваю, кто достоин смерти — жертва или заказчик.

— By Got! — Рутгер натянул поводья и осадил лошадь. Он казался ошеломлённым, — Так вот почему иногда… Но так не бывает! Так… нельзя. — Он покачал головой. — Ты, наверное, сумасшедшая. Ты… ты просто не можешь знать такое!

— Могу, Рутгер, могу. Я изучала магию и знаю, как просить. — Тут девушка умолкла на мгновение, будто собираясь с силами, и добила его уже без всякой пощады: — А у тебя в голове никакая не «соображалка», а всего лишь весы. Меняльные такие — знаешь, да? — для денежек и золотишка. В аккурат на тридцать сребреников. Ты не наёмник, Рутгер, ты торгаш. Продажная дешёвка. Угрожать мне вздумал! Говоришь, меня не выдашь? Думаешь, я испугаюсь? Ха! Тот травник… Когда я поняла, о ком ты, мне захотелось тебя пришить. Да ты и сам наверняка это понял. Ты ж ничего о нём не знаешь, ничегошеньки! Сейчас не знаешь, и тогда не знал. Обжёгся разик и решил переложить заказ. Как мальчик: спрятался под одеяло — и нет буки. Только штука-то в том, что бука всё равно есть. Хочешь, скажу, в чём твоя беда? Хочешь? Тебя никто и никогда не обижал. Ты всегда, с детства считал, что ты лучше других. Ты не чувствуешь чужую боль. Знаешь, почему я не стала тебя тогда убивать?

— Почему? — тупо спросил уже вконец замороченный наёмник.

Зерги огляделась, потом наклонилась в седле и картинно поманила его пальцем. Рутгер, как лунатик, против воли подался к ней и выставил ухо.

— Потому, что у тебя его глаза. Такой же взгляд. Вы с ним слеплены из одного теста. Оба одиночки. Оба поступаете по-своему. И оба — дураки. Но только ты не лис, нет… — Она с усмешкой покачала пальцем и наставила его на Рутгера. — Ты — волк, которому в тот вечер прищемили хвост. Давай, скажи всё Андерсону. Думаешь, я не спрашивала, кто из них двоих достоин смерти? Подсказать ответ? Молчишь, брат молочный… Вот и молчи. Может, за умного сойдёшь… Хей! Хайя!

Она приподнялась на стременах, рукой огрела скакуна по крупу, тот привычно перешёл в галоп и через несколько мгновений скрылся за поворотом, унося свою хозяйку.

Рутгер остался один. Голубые глаза его неотрывно смотрели вслед исчезнувшей спутнице.