Кукушка на суку. Акт четвёртый

Продираясь сквозь тростник вдоль сгнившего настила, я наткнулся ещё на одну находку. Это была большая вывеска на двух мощных опорах. Современный человек мог бы назвать её билбордом. На полуистлевшем листе железа всё ещё просматривались буквы. Правда, их осталось совсем немного. В окончании самой крупной строки читалось: «…орий». Орий? Орий…, орий. Санаторий, что ли? Да ладно, какой тут может быть санаторий? А, понял, здесь был профилакторий какого-нибудь рыболовецкого предприятия. Наверняка, кто-то облюбовал этот остров, завёз сюда вагончики, поставил уличный туалет и умывальники. Вот вам и профилакторий готов. Точно! Сюда на выходные выезжали рыбаки с семьями. Здесь звучала музыка, был слышен детский гомон, удары по мячу и крики: гол! А теперь на острове живём только мы с Виолой, да этот хитрый кабанидзе, которого мне никак не удаётся увидеть. Ничего, я тебя поймаю! В самом низу щита можно было прочитать ещё несколько букв: «В..д зап…» Вход запрещён? Ну да, это же частная территория. Хотя в советское время частных территорий не было, но заборов и запрещающих надписей было не меньше. По крайней мере, так утверждают сейчас. Меня это предупреждение вовсе не напрягло. Что там может быть опасного? Да и об этом ли говорят еле видимые буквы. Может, это «запасной вход» или ещё что-либо совсем теперь непонятное. Я осмотрел состояние щита. Нет, не пригодится. От листа железа осталась одна труха. Даже гвозди, которыми щит был прибит к столбам легко рассыпались в руках. Жаль, любой гвоздик мог усилить острие моего боевого копья. Двинувшись дальше, я забубнил под нос песенку, которую во время кухонных посиделок иногда исполнял отец:

Мне сказали люди: в старом замке

Одиноко злой колдун живёт.

Всех влюблённых он свечным огарком

Неотступно манит и влечёт.

В поисках любимой, в поисках далёкой

Я бродил сюда по вечерам.

Где же друг мой милый?

Где же взгляд твой нежный?

Я бродил…

Здесь и там…

По болотам…

И лесам…

По болотам…

И лесам…