Кукушкины дети

К тому моменту, когда родился Дмитрий, Грушевские уже были богаты шестью сыновьями. Софья Фёдоровна мечтала о дочери, рождение очередного мальчика стало для неё разочарованием. Но потом, спустя несколько лет, когда Софья Фёдоровна уже смирилась со своей судьбой, родилась Натали – божье благословение. Всю любовь, ожидаемо, получила она, а Дмитрий был отдан на воспитание няньке Янине. Большую роль сыграло и то, что даже внешне Дмитрий был непохож на остальных детей: все Грушевские были среднего роста, светлоглазые и светловолосые, с округлыми, плавными чертами лица. Дмитрий же вырос на удивление долговязым – выше отца на полторы головы, – бледнолицым и черноволосым. Единственным, что объединяло его с братьями, был цвет глаз – красивый, серо-зелёный. Натали, порой, признавалась себе, что даже немного завидует брату: хотела бы она иметь такие же соболиные брови, красивые губы и взгляд, от которого становилось не по себе, но была как все. Да и, может, Дмитрию не пришлось бы постоянно выслушивать то, что “не наш”, “не Грушевский”, “соседский” и “прибился просто”.

– Нет никакого проклятья, – повторил за братом Николай, наливая себе воды. – Это всего лишь нелепые совпадения.

– А разве проклятье не может быть совпадением? – нагловато поинтересовался Дмитрий.

– Прекратите! – вдруг взвизгнула Софья Фёдоровна, подскочила, ударила по столу обеими руками. – Прекратите об этом говорить! Дима! Побойся Бога!

– Маменька, вы несправедливы к… – подала голос Натали, но мать повернулась к ней, яростно сверкая глазами.

– Наташа, я попросила бы тебя!..

Девушка уткнулась взглядом в тарелку.

Два года назад, когда ей было шестнадцать, погиб Егор, первенец Грушевских. Его тело нашли в ноябре в реке, уже в таком состоянии, что узнать было сложно. Натали не пустили на опознание, но, когда вернулись родители, на Софье Фёдоровне лица не было – она будто постарела на пятнадцать лет. Плечи её опустились, взгляд померк. Поместье закуталось в чёрные полотна, обитатели переоделись в наряды цвета пепла. Дело закрыли очень быстро, заявив, что самоубийство – обычное дело. Софья Фёдоровна проплакала тогда несколько месяцев.

Но, как только всё более-менее вернулось в привычную колею, с зеркал были сняты тяжелые, пыльные ткани, мёртвым был найден Андрей, второй по старшинству. Дело закрыли так же скоропостижно, указав причиной смерти сердечный приступ. Софья Фёдоровна перестала говорить на несколько недель, а среди дворовых2 пошли шепотки о проклятии, уносившем сыновей Грушевских. Вскоре слухи покинули стены поместья, просочились в свет, и Натали, выходя в город, часто ловила на себе многозначительные взгляды: сочувствующие и подозрительные.

– Всё же, вы, папа, – и в исправники… – Михаил качнул головой, выказывая своё недоумение.

– Когда у тебя шестеро детей, приходится соглашаться на любые предложения, чтобы остаться на плаву, – Алексей Власович взял приборы, давая понять, что разговор пора заканчивать.

– Верно, – Софья, будто очнувшись, снова захлопотала у стола наряду с прислугой, подкладывая Натали свиных рулетов. – Продадим поместье, начнём новую жизнь, вне этих страшных стен.

– Уж не думаете ли вы, maman, что проклятье в стенах дома? – насмешливо осведомился Дмитрий. Софья Фёдоровна замерла. Кусок мяса упал с её вилки на скатерть.

– Поди вон, – не глядя на младшего сына, Алексей Власович твёрдым жестом указал на дверь; в полной тишине взметнулся рукав его бледно-жёлтого домашнего халата. – И ни крошки больше в моем доме не получишь, пока не извинишься.

Дмитрий некоторое время молча смотрел на отца, затем достал сигарету, демонстративно закурил, встал, засунул руки в карманы и твёрдым шагом покинул столовую.

– Как вы только его терпите, папа, – нарочито вздохнул Николай и вернулся к еде.

Обув мягкие тапочки, чтобы не шлёпать босыми ногами по полу, и тщательно избегая скрипучих половиц, Натали спустилась в холл. Прикрывая ладонью огонёк свечи, она устремилась в левый флигель, где находилась кухня. Там ещё горел свет: слуги долго не ложились, готовя в своих комнатушках всё необходимое на завтрашний день. Проскользнув мимо спальни дворовых, Натали аккуратно, чтобы не скрипнула, потянула дверь на себя.

Оказавшись в кухне, девушка достала с полки небольшую корзинку, в которой обычно подавали хлеб к столу, и деловито огляделась. Первыми в корзину отправились полкраюхи хлеба и рыбный потолок3. Когда Натали нагнулась к корзинам для хранения овощей под столом, у стены, за шкафом, шевельнулась тень. Сердце ёкнуло; резко выпрямившись, девушка с размаху влетела затылком в столешницу. Из глаз посыпались искры, которые, как показалось Наташе, могли бы с лёгкостью осветить всю кухоньку как днём. Качнувшись, она зашипела, прижала одну ладонь к голове, а второй схватила свечу и вытянула перед собой.

– Миша?! – Натали не сдержала вздоха облегчения. Если бы на месте Михаила был, например, Николай, он обязательно бы донес отцу о её ночных похождениях. И, сколько бы она не оправдывалась, крайним бы всё равно оказался Дмитрий.