Кукушонок

Пижон проводил ее коротким взглядом и продолжил говорить про чуму и холеру, вернее, про учебные планы, про обновленный преподавательский состав и министерские распоряжения. Одна коллега, которой уже сорок четыре года и которая имеет двоих детей, в конце года уходит в отпуск по беременности.

В то время как он в сотый раз долдонил одно и то же о повышении профессиональной квалификации, об актуальных инновациях и новом определении образцового учителя, я умирала от скуки. В конце концов, я встала и, извиняясь, пролепетала, что хочу глянуть на коллегу, не требуется ли ей помощь.

В преподавательском туалете Биргит стояла перед зеркалом, влажной салфеткой вытирая со лба пот.

— Что, дурно тебе? — спросила я.

Она кивнула. И заверила, побрызгав себе на декольте ароматом ландыша:

— Сейчас полегчает.

— Давно ты вернулась? — поинтересовалась я.

— Две недели назад, — ответила она и повернулась к двери. — Идем, надо поторопиться, а то Пижон надуется!

Но в коридоре вдруг остановилась, удивленно оглядела меня и воскликнула:

— Да ты в красном!

Она была первой, кто это заметил. В награду за успешный переезд мама потащила меня в дорогой Дом моды. Если бы она не настояла, я бы ни за что на свете не обзавелась этим воздушным платьем из шелкового креп-жоржета.

— Тебе уже скоро сорок, — строго сказала мать, — пора уже принаряжаться и приукрашиваться, а не ходить в сиротских обносках. Тебе очень идет красное в цветочек, сейчас же покупаем! — И требовательно добавила: — И носим!

Некоторое время она удовлетворенно оглядывала меня в моем воздушном платье, а потом продекламировала, совершенно ошеломив меня:

— Долина зеленеет ожиданьем счастья!

Я не находила слов. Почему она процитировала именно «Пасхальную прогулку» Гете, которую мне так отравили мои ученики?

— А если сначала? — испытующе спросила я.

Она забубнила: «От льда освобожденные ручьи», и ее уже невозможно было остановить. Видимо, она вообразила, что один преображенный внешний вид уже способен освободить мое сердце ото льда.

Еще мама нацеливалась на мой конский хвост. Но когда у тебя редкие прямые волосы, хвост — самое практичное решение.

Пижон стал директором всего полгода назад, и мы пока что не знали, что скрывается за его элегантным фасадом. Мы с Биргит явно не стали его официальными любимицами, потому что он уже не раз заставал нас за шушуканьем и хихиканьем и делал при этом не самое одобрительное лицо. Так что мы поспешили вернуться на свои места.

Я решила пристально наблюдать за Биргит и держать с ней ухо востро, но вести себя как обычно. Хотя мои подозрения скорее всего справедливы, она наверняка стала бы отрицать, что провела отпуск с Гернотом. После конференции она сразу исчезла, и мы не успели ни словом перемолвиться ни о чем личном.

Когда ближе к вечеру я свернула на велосипеде на Шефферштрассе, еще издали заметила машину Патрика Берната, припаркованную на обочине. Ну, торопиться не следует, подумала я, в конце концов, каждому человеку требуется целый день, чтобы несколько раз заполнить стиральную машину и отдохнуть с дороги.

В прихожей мне навстречу попался Мануэль и приветствовал меня явно радостным «Хай!».

Приятно, когда в учителе видят не только врага. Мальчик выглядит великолепно — загорелый, слегка одичавший и как-то повзрослевший, и голос стал ниже. Вот только черная майка с белыми костями и черепом вызвала у меня раздражение. Лишь присмотревшись, я обнаружила, что череп не сидит на двух скрещенных костях, а парит на крылышках. А внизу подпись: HELL WAS LULL[6]. Чтобы не прослыть старой перечницей, лишенной чувства юмора, я хохотнула.

Но Мануэль, кажется, и сам не находил свою новую майку забавной.

— В шкафу не нашлось больше ничего чистого. Это мне подарила мама, наверняка считала, что это будет вещица на отрыв.

Хм, подумала я, да у нас никак схожие проблемы.

— Мне вот тоже моя мама купила это красное платье, еще и заставила надеть, — предательски пожаловалась я.

— Но вам в отличие от меня повезло, госпожа Рейнольд! — заявил искуситель.

Тут же подошел его отец, и мы пожали друг другу руки.

— Добрый день, господин Бернат, — сказала я. — Надеюсь, вы довольны вашим садом. У меня было не так много времени, но цветы я поливала через день!

Он поблагодарил меня и спросил, все ли получилось с польскими мастерами. И, немного поколебавшись, предложил мне выпить в саду по бокалу вина.

— За доброе жилищное товарищество! — сказал Патрик Бернат, и мы чокнулись, И Мануэль с нами. Если бы это мог видеть Пижон: школьник, которому едва исполнилось пятнадцать, как нечто само собой разумеющееся пьет алкоголь со своей учительницей. Он бы вышел из себя. Но этот приветственный бокал вина не имел ничего общего с пьянством до бесчувствия. Правда, к нам, учителям, подход более строгий, чем к представителям других профессий, и выйти для этой цели куда-то в общественное место нам было бы нельзя. Но здесь, в этом вечернем саду, так покойно и приятно, что я немного забыла про свою роль образца, подающего пример немецкой молодежи.