Кукушонок

Была половина десятого, Мануэль давно уже не ложится в такую рань, я даже полагала, что он еще не вернулся домой. С мусорным контейнером я управлюсь и без мужской помощи, в конце концов, ведь у контейнера есть два колесика.

С тех пор, как мы с Патриком стали парой, мы больше не запираем наши квартиры, а запираем лишь входную дверь дома. Когда я спустилась вниз, в прихожей горел свет, и до меня донеслись звуки разгоряченного спора. Мануэль и Юлиан сидели за кухонным столом, перед ними стояли бутылка вина и бокалы, а также пепельница, и они, дебатируя, уже вошли в раж. Я не стала заострять внимание на никотине и алкоголе, передала просьбу Патрика и поинтересовалась, из-за чего сыр-бор.

— Как всегда, из-за глобализации, — сказал Юлиан, — вернее, из-за ее разрушительных социальных последствий. Мы не можем прийти к единому мнению, надо ли во время демонстраций все ломать и крушить, и только насилие против личности мы оба отвергаем.

— Что-что? Вы опять собираетесь взорвать школу?

Оба безмолвно замерли, уставившись на меня, а потом Юлиан с негодованием выпалил:

— Если вы думаете, что это мы в тот раз подстроили шантаж с бомбой, то вы меня обижаете, госпожа Рейнольд! Все как раз наоборот! Мы с Мануэлем размышляем о том, как должна выглядеть самая результативная мирная политика.

Мануэль тоже нахмурился.

— Аня, про бомбу — это не смешно. У нас серьезный конфликт. Например, индийский рынок совершенно подорван импортом дешевого сухого молока из стран Евросоюза. Но Индия — страна, традиционно чуждая насилию, так вот, следует ли, несмотря на это, призывать тамошнее крестьянство к сопротивлению?

Я взяла с кухонной полки стакан из-под горчицы, так хорошо подходящий для питья, налила в него красного вина и пристально посмотрела на своих разгорячившихся учеников. Пушок у обоих над верхней губой уже превратился в трогательные усики, старушечий голос Юлиана мутировал в тенор. Не сагитировать ли мне его в наш хор?

— Ты не относишься к нам всерьез, Аня, — посетовал Мануэль. — Известно ли тебе вообще, что экономическая помощь Африке служит только тому, чтобы оживить бизнес, выгодный США? Ведь прекрасно знают тамошнее бедственное положение и никаких мер не принимают. Бабушка Юлиана — одна из немногих, кто на это отваживается!

Пристыженная юными идеалистами, я опустила голову; они совершенно правы, я, к сожалению, больше интересуюсь тем, получит ли Патрик место в Потсдаме, чем изменением климата.

— А что говорит об этих проблемах твой отец? — спросила я Мануэля.

Он пожал плечами.

— Патрик в принципе на нашей стороне; это я уговорил его разделять мусор и экономить энергию. Но мой отец слишком мягкотелый, чтобы по-настоящему стукнуть кулаком по столу!

Бутылка красного вина опустела, теперь и мне впору было крепко стукнуть кулаком по столу.

— Юлиан, как ты вообще намерен добираться домой? Или мне тебя отвезти?

— Вы выпили, — объявил Юлиан. — Хотите лишиться водительских прав? Я останусь здесь, ведь кровать Патрика свободна.

— Ну, тогда спокойной ночи! — сказала я и покинула двоих борцов за улучшение мира.

Если бы это были мои дети, мне наверняка было бы трудно совместить понимание с последовательным соблюдением правил. Оба подростка не дураки, но не должны терять голову. Мои коллеги тоже часто бывают беспомощны перед жгучими вопросами наших учеников и для удобства передают поиск решения политикам.

И еще кое-что не давало мне уснуть: должна ли я рассказать Патрику, что его сын тайком курит и пьет или он и сам давно знает и ничего не имеет против? В этом возрасте я, кстати, тоже пробовала, но после первой же сигареты мне стало так дурно, что от дальнейших экспериментов я отказалась.

Перед тем как уснуть, я еще немного похихикала, поскольку защитник природы Мануэль жаждал вонючий мопед и в конце концов заполучил его. И когда он консультировал меня при покупке машины, он вовсе не интересовался экологичностью и расходом топлива, куда больше его волновали скоростные качества, цена и дизайн.

15

Тот жуткий июньский вечер, когда в десять часов в мою дверь стали настойчиво звонить, я не забуду никогда в жизни. Патрик в тот день получил из Потсдама подтверждение, что принят на работу, и хотел основательно обдумать, соглашаться или нет. Не все условия отвечали его представлениям, в первую очередь зарплата. Но вместо того, чтобы обговорить со мной все ЗА и ПРОТИВ, он удалился в свой кабинет.

Кому понадобилось что-то от меня в такой час? Ясно дело, не ученикам. С недоумением я нажала кнопку, открывающую дверь дома, и стала ждать. Снизу донесся душераздирающий младенческий крик, потом загремели шаги. Вверх по лестнице летел Штеффен, он вырос передо мной точно ангел карающий, протянул мне своего орущего младенца и сам заорал на меня:

— Где Гернот?

Совершенно обалдевшая, я крепко прижимала к себе выгибающегося ребенка, чтобы он не выскользнул у меня из рук. О моем разведенном муже я уже давно ничего не слышала и не знала, то ли он в отъезде, то ли у новой подруги, то ли в кино. Испуганная состоянием Штеффена, я попыталась разрядить ситуацию и пошутила: