Кукушонок из семьи дровосеков

– Советские женщины отличаются от современных дамочек! – неожиданно рассердилась Горина. – Сейчас бабы рыдают, сломав искусственный ноготь. Они не способны пережить столь страшное несчастье, им требуются помощь психолога, поддержка окружающих. А рождение ребенка? А беременность? Катастрофа! Ужас! Мы были другие, детей рожали без проблем двоих, троих. Поднимали их часто без супруга. Не делали не из чего трагедию. Да, у меня не самая легкая судьба – дочь скончалась. Затем зять погиб. Но ничего! Живу! До сих пор работаю… Картину я передала в музей Диванкина. Зачем? История простая. Город отмечал юбилей, кто-то из местного начальства, уж всех подробностей не помню, решил заказать у художника полотно. И представить дело как подарок живописца местному населению. Диванкин никому особо не был нужен. Ну да, там ткацкая фабрика. И что? Таких городков в России видимо-невидимо. Но городской глава испытывал чувство зависти. Незадолго до этого расположенный неподалеку Аровск праздновал свое трехсотлетие. Так туда на праздник приехала вокальная группа из Москвы. А в Диванкин не удалось певунов зазвать, уж очень большие деньги они все заламывали. Писатели, актеры, именитые спортсмены тоже хотели за свое появление астрономические суммы. Местный начальник вспомнил про живописцев, те в ответ: «Пожалуйста». И цену выкатили. А не было мощных средств в казне Диванкина! Галине Петровой, тогда директору музея, подруге моей дочери, прямо сказали: «Или находишь художника, или уволим». Ну, она мне позвонила. Ну и в конце концов Константин согласился, за пейзаж копейки попросил. Его работу вознесли до небес, позиционировали как самый дорогой подарок, именовали Костю гением. Не знаю, почему вы про эту картину вспомнили. Чулова нельзя считать талантливым живописцем, он обычный ремесленник, после перестройки сидел в Москве на улице, портреты туристам писал. Не советую вам рассказывать людям о той давно забытой истории.

– Почему? – удивился Димон.

– Местный музей ограбили, – объяснила Елена Ивановна. – Полагаю, кому-то из алкоголиков на бутылку не хватало. Вот и решил стащить то, что, как он думал, подороже. Унес мазню, да вряд ли за нее хорошо заплатили. И рама дешевенькая! Прямо стыдное, бедное обрамление. Ну так и музей – не Эрмитаж!

Димон мастерски изобразил смущение.

– Спасибо! Не знал о краже.

– Много лет прошло, – хмыкнула Елена и отсоединилась.

Коробков быстро пододвинул к себе другой ноутбук и объявил:

– Ага! Молодец ты, Дима! Елена кому-то звонит, на номер московский. Сейчас, сейчас…

Коробков забегал пальцами по клавиатуре.

– Горина хочет поговорить с Галиной Сергеевной Петровой. Та живет в Москве на улице Рябова. Не замужем, владеет магазином кондитерских изделий. Имеет аккаунты во всех соцсетях. Красивые там торты. Работала в Диванкине директором музея. Потом ушла на вольные хлеба. Ни в чем плохом не замечена. Не привлекалась, не употребляет, не нарушала. Даже штрафов от ГАИ за парковку нет. Имеет в собственности четырехкомнатную квартиру, джип «Тойота», коттедж в Подмосковье. Не бедствует. Есть загранпаспорт. Летала в Турцию, Египет, Таиланд, на Шри-Ланку, в Париж, в Милан. Стандартный набор туриста. Петрова – бывшая подруга покойной дочери Елены Николаевны.

Глава двадцать четвертая

– М-м-м, – промычала Ада. – Давайте вкратце вспомним, что знаем. К Ивану обратился Волков, он обнаружил своего секретаря Лиду мертвой. О том, что пара фактически состояла в браке, никто не знает. Женщина попросила приехать, указала адрес. Федор помчался на зов, нашел тело. Вопрос! По какой причине отношения они держали в тайне? Устроили прямо шпионское кино – подземный переход в соседний дом, фиктивный муж Лиды и жена Волкова…

– Федор боялся, что Лиду могут использовать в качестве рычага давления на него, – напомнил Иван Никифорович. – Мы познакомились, когда оба учились на первом курсе, сразу подружились. Волков – сирота, у него никого нет. В годы обучения ни с одной девушкой не гулял. Потом мы работать начали.

Муж посмотрел на меня.