Кулаком и добрым словом

Никаких прямых ловушек на книге не имелось, попыток воздействия и подчинения тоже не ощущалось, да Бранд и не ожидал их, так просто, сохранял бдительность по привычке. Ловушки, удары заклинаниями при прикосновении, это был уровень мелкого демона из Бездны, не богини. Нет, боги действовали по-крупному, и тут Бранд припомнил слова Ордалии во время их встречи.

Живые и свобода выбора.

Вот, стало быть, чего так вились вокруг боги, в то же время не подчиняя напрямую, выжидая добровольного согласия или обращения к ним. Добровольное обращение или хотя бы видимость такового и по договору Бездна уже не может вмешаться, как-то там, неясно как. Но с учетом того, что герой, обратившийся в веру того или иного бога, мог принести им миллионы последователей, ответ бездны вполне мог уничтожить несколько крупных королевств.

— Вот же хитрованы, - хмыкнул под нос Бранд, не сдержавшись.

Гатар выступал с речью, говорил страстно и горячо, но видно было – Дариуса его слова не трогают. Не тот возраст, не те представления о жизни, да и цели другие. Интересно, подумал Бранд, боги так благоволили этой молодежи потому, что знали – те станут правителями и принесут им еще поклонников и веры или из-за близости к самому Кулаку?

Хотя нет, что богам с Бранда? Еще несколько лет и деградация возьмет верх над Особенностью, неизбежно возьмет, ибо не могли боги оставить лазейку, раз уж ограничивали живых. И что тогда останется? Увядающий старик с кучкой былой славы за плечами, нет, на таком веры не поднимешь, в отличие от молодых и энергичных живых правителей.

Да и думать, что все вращается только вокруг тебя – верный путь в Проклятые.

— Вечны лишь боги, - выступил вперед один из советников Дариуса, не Свентус, моложе и наглее. – А договора заключают живые, которые смертны, и точно так же могут умереть и договора.

Бранд раскрыл книгу.

Вначале была только Бездна и ничего, кроме нее. Мана колебалась, колыхалась, слипалась и изменялась и однажды там зародился первый сгусток сознания, в комочке маны, обретшем твердость. Так и повелось с тех пор, что в сгустках маны и живых, содержащих ее, зарождается сознание.

Первые сознания и их порождения – демоны – были кровожадными, да таковыми и остались, ибо мана бездны несет в себе кровожадность, беспорядок, стремлению к уничтожению всего вокруг и возвращению к исходному океану Бездны. В этих столкновениях и конфликтах мана и все вокруг изменялись, сталкивались, превращались в то, что потом стало самим миром.

Однажды нашелся тот, кто сумел вынырнуть из океана Бездны и так и повелось с тех пор, что возвышение стало синонимом улучшения. Чем выше, чем дальше от Бездны, тем меньше кровожадности, тем больше изменения в мане, тем больше жизни и меньше смерти. Воспаривший не прожил долго, его затянули обратно кровожадные сородичи, но начало было положено.

Возвысились другие, начались первые войны бездны не просто на уничтожение, нет, за право быть живыми и не убивать других живых. В этих войнах ковалось знание и изменялись демоны, однажды осознавшие, что они должны оторваться от Бездны, иначе им никогда не измениться до конца. Они собрались и жизнями своими вскормили росток невиданного растения, которое питалось маной Бездны и выдавало взамен нечто иное. Ману, но лишенную кровожадности, безумия, стремления убивать.

— Не может быть, - пробормотал Бранд, едва не заламывая страницу.