Кулибин

Предвидя возражения критиков, которые могли сказать, что в древней Греции, из жизни которой взят сюжет, Кулибина не было, Державин разъяснил, что имя Кулибина употреблено вместо Архимеда и что «Архимед еще в древнейшие времена имел понятие об оптике и диоптрике[54], ибо делал такие стекла, которые вдали сжигать могли флоты». Таким образом, Державин сравнивает Кулибина с великим Архимедом. На тему о «кулибинском фонаре» Державин написал басню «Фонари». Необыкновенно эффектный лишь издали, фонарь этот сравнивается в ней с простым фонарем, свет которого естествен и необманчив. Острие басни было направлено против генерал-прокурора графа Самойлова, племянника Потемкина. Самойлов казался умным человеком, но, как выражался Державин, «коль скоро его узнаешь, то увидишь, что он ничего собственного не имеет, а ум его и таланты заимствуются от окружающих его людей, то есть секретарей». Вот эта басня:

ФОНАРИ

Случилось паре
Быть фонарям в амбаре:
Кулибинскому и простому,
Такому,
Как ночью в мрачну тень
С собою носит чернь.
Кулибинский сказал: «Как смеешь, старичишка,
Бумажный фонаришка,
Ты местничать со мной?
Я барин, я начальник твой,
Ты видишь, на столбах ночною как порою
Я светлой полосою
В каретах, в улицах, и в шлюпках на реке
Блистаю вдалеке,
Я весь дворец собою освещаю,
Как полная небес луна». —
«Так, подлинно, и я то знаю,—
Ответствовал простой фонарь, —
Моя перед твоей ничто величина,
Сиянием дарит и царь,
Лучами яркими ты барин,
Но только разве тем со мной не равен,
Что — вблиз и с стороны покажется кому —
Во мне увидят свет, в тебе увидят тьму,
И окружных стекол лишь светишь лоскутками,
Иной и господин умен секретарями.

В «Записках» Державин так поясняет свою мысль: «Кулибинский фонарь» производит чрезвычайный свет вдали горизонтальною полосою, но чем ближе подходишь, свет уменьшается и, наконец, у самого фонаря совсем темно».

Однако о практическом применении прожектора Кулибина, о чем мечтал изобретатель, о применении его в промышленности и на транспорте, в военном деле и речи не было. В этих областях им пользуются в виде исключения. Так, например, по сообщению Свиньина, фонарь в силу чистой случайности помог замечательному русскому путешественнику и охотнику за морским зверем Шелехову[55] обосноваться на острове Кыктак.

Шелехов, промышлявший морского зверя на Камчатке и в Северной Америке, отправляясь однажды в дальнее плавание, взял с собой фонарь Кулибина. С помощью этого «чуда», поразившего воображение диких обитателей Камчатки совершенно так же, как и петербургских придворных, Шелехов покорил остров Кыктак.

«Сначала, — пишет Свиньин, — жители нападали на него (Шелехова. — Н. К.), и он принужден был с ними драться, наконец, ласками и хитростями успел он довести их до того, что они почитали его необыкновенным человеком и полюбили искренно! В числе хитростей, употребленных им к усмирению диких и привлечению в повиновение и любовь к себе, был фонарь одним из действительных средств. Узнавши, что дикие поклоняются солнцу, он уверил их, что он и сам покровительствует их богам, в доказательство чего приказал им однажды ночью собраться на берегу, распорядясь заранее, в какое время зажечь фонарь на мачте корабля, стоявшего в довольно большой отдаленности от берега, и стал призывать солнце для внушения народу покорности. Через несколько минут фонарь засветился, и дикие с криком и страшными волнениями упали на землю и стали ему молиться».

VIII ПРИДВОРНЫЙ ИЛЛЮМИНАТОР И ДЕКОРАТОР

усские дворяне дивились технике в ее курьезных проявлениях, как дикари дамскому зонтику. Что испытывал помещик, сталкиваясь с заморскими диковинами, любопытно проследить на Болотове. Этот незаурядный человек своего времени, человек неистощимого любопытства, одаренный слогом и писательским зрением, увидел фонтан в Кенигсберге, и с тех пор тот не давал ему покоя. Болотов нашел мастеров и велел им сделать маленький фонтанчик. Его Болотов возил с собою везде и пускал в ход, когда хотелось. «Теперь не могу изобразить, сколько много утешала не только меня, но и всех приходящих ко мне сия игрушка. Все видевшие не могли ею налюбоваться». Это развлекались фонтанчиком не дети, а офицеры во время военного похода.