Куликовская битва в свидетельствах современников и памяти потомков

Произведение Д. В. Аверкиева обратило на себя внимание его современников. Драма с огромным количеством действующих лиц и постоянно меняющимся местом действия была сложна для постановки. Несмотря на это, она была поставлена в Александрийском театре в Санкт-Петербурге (шла 13, 20 и 31 декабря 1865 г.) и Малом театре в Москве в 1865–1881 гг.[1366] Это, безусловно, говорит об оценке пьесы, которую ей дали власти.

В свою очередь, из революционно-демократического лагеря на Д. В. Аверкиева обрушилась ожесточенная критика. Известный литературный критик-нигилист Д. И. Писарев бранил автора как за содержание пьесы, так и за ее литературные качества. По его мнению, Д. В. Аверкиев недостаточно показал роль народа в борьбе с Мамаем. Несправедливость этого утверждения осталась на совести Д. И. Писарева, который признавался, что сам русских летописей не читал и читать не станет, не замечая, что тем самым демонстрировал всем свою ограниченность. Критик также упрекал драматурга в неоправданном многословии. По мнению Д. И. Писарева, оно было вызвано желанием получить большой гонорар. Желая любой ценой уничтожить драматурга, критик без всяких объяснений и совершенно незаслуженно обвинил его в «мракобесии и сикофанстве»[1367]. Эти неизвестно откуда взявшиеся обвинения были убийственны в глазах как революционно настроенных демократов, так и либералов. Злоба, с которой Д. И. Писарев обрушился на Д. В. Аверкиева, говорит об абсолютном неприятии критиком благоговейного отношения драматурга к такому знаковому событию, как Куликовская битва. Особое раздражение у Д. И. Писарева вызывала сцена, где подчеркивалась роль преподобного Сергия Радонежского как духовного вождя Руси.

Не оставил своих попыток переоценки русской истории и Н. И. Костомаров. В своей новой работе им была дана еще более жесткая оценка как политике Дмитрия Ивановича, так и его личным качествам[1368]. По мнению историка, «он не только не умел достигать своих целей, но даже упускал из рук то, что ему доставляли обстоятельства; он… раздражал Орду, но не воспользовался ее временным разорением, не предпринял мер к обороне против опасности; и последствием всей его деятельности было то, что разоренная Русь опять должна была ползать и унижаться перед издыхающей Ордой»[1369]. Передача княжеских доспехов воеводе Михаилу Бренку получила у Н. И. Костомарова негативное истолкование: «Такое переряжение могло быть только из трусости»[1370]. С удовольствием Н. И. Костомаров описывал бегство москвичей в битве, не замечая того факта, что летописец относил этот эпизод ко времени до начала битвы. Критикуя «Сказание о Мамаевом побоище» за недостоверность, Н. И. Костомаров признавал правдоподобными его важные известия (удар засадного полка) и не отрицал большое влияние Куликовской победы на дальнейшее развитие борьбы за освобождение от ига.

Своеобразным ответом Н. И. Костомарову стало исследование о Куликовской битве князя Н. С. Голицына в его «Русской военной истории»[1371]. Оно заложило начало изучению военного искусства великого князя Дмитрия Донского. За исключением общеизвестных к тому времени сведений источников, работа князя Н. С. Голицына имела подробную военно-тактическую характеристику поля боя, анализ маршрутов движения противников к Куликову полю и сам ход битвы. Военный историк доказал продуманность действий великого князя.