Куликовские притчи

А год-то выдался неурожайным. «Вот нечисть! — вспоминал паренек недобрым словом Житного Деда. — Уж не его ли это проделки?» Но, к своему удивлению, хлеба он собрал много, на отличку от всех. И зажили они с Забавой!

Сытому всегда кажется, что он умнее голодного. И когда соседи приходили к Никите попросить взаймы муки, он не отказывал, но обязательно приговаривал:

«Кто ленив с сохой, тому весь год плохой. А у меня вон даже суслики с хлебом».

И рассказывал, как раскопал сусличью норку, а тати оказалось полпуда чистого отборного зерна.

Но особыми талантами в земледелии паренек до этого не отличался, и люди его одернули:

«Не задавайся, дружок. Посмотрим, какой ты вырастишь урожай на следующий год».

«В два раза больше нынешнего!»

«Если так, мы тебе в ножки поклонимся. А если нет… не обессудь!..»

Дал слово — держись. И Никита стал думать, как ему на следующий год собрать урожай вдвое больше. Он уж и не рад был, что брякнул об этом соседям, расхвастался не в меру. Весной два раза перепахал поле, работал так, что рубаха на плечах сопрела от пота, один воротник остался. И пшеница ходко пошла в рост. Повеселел Никита. Ходит по своему полю, а вокруг него жаворонки да перепелки летают, мыши шмыгают, суслики свистят… «Это сколько же я дармоедов кормлю!» — удивился он.

По совету одной бабы-ведуньи, неудавшейся колдуньи, в лунную ночь накопал кореньев дурмана, набрал цветов белены, разыскал в лесу старую шкуру змеи, все это сварил и в полночь отнес ушат с отваром на свое поле. Когда возвращался домой, услыхал сзади чей-то обиженный голос: «Ух, ух, ядовитый дух!» Но Никите так хотелось спать, что он решил, будто все это ему пригрезилось.

Утром на поле выпала ядовитая роса, от которой завяли синие васильки и желтая сурепка, разбежались суслики и мыши, улетели перепелки и жаворонки. Поле стало чистое, как гребешком прочесанное. И пшеница выросла на диво — каждая соломинка в палец толщиной. А уж про колос и говорить не приходится: на ладонь положишь, так и тянет к земле, словно копилка с золотыми монетами.

Собирать урожай парню помогали всей деревней: одному разве справиться? За работу он тут же щедро расплачивался отборным пшеничным зерном. А когда смололи зерно и напекли пирогов, хозяйки не могли на них нарадоваться: такие пышные да румяные, сами в рот просятся. Но потом люди заметили, что пироги эти не давали сытости. Съешь хоть целый короб, живот станет, как барабан, а все будешь голодный.

И вернули люди Никите его пустую пшеницу…

Плохо пришлось бы в тот год Забаве и ее брату, если бы не соседи: они поделились с ними своим хлебом, обыкновенным, ржаным, выращенным без всяких хитростей.

От стыда Никита совсем забросил земледелие и подался в город мостить камнем дороги. Правда, поле весной он все-таки кое-как вспахал и засеял. Но делал все это без души, швырком, и вряд ли можно было ждать хорошего урожая…

— А наш Микит — не кит, — говорили о нем мужики. — Так, мелкая рыбешка. Умырнул из деревни — и волна не плеснула… Видать, с Житным Дедом не поладили.

С середины июня начинается «зеленая неделя», во время которой бывают самые длинные дни в году и самые светлые ночи. Еще ее называют «русалья неделя». В старину всю «зеленую неделю» девушки ходили в лес, сплетали на березах из гибких ветвей качели и с песнями катались на них. Они были похожи на лесных русалок. Домните, у Пушкина: «Русалка на ветвях сидит»? Может быть, это сказано как раз о них.

Однажды отправилась в лес со взрослыми девушками и Забава. Шла-шла, да устала и свернула на батюшкино поле. А там и пшеницы не видать — один осот да колючий чертополох. Вдруг слышит чей-то ворчливый голос:

«Ух, ух, травяной дух…»

Оглянулась, а в сорняках сидит Житный Дед, колючки из бороды выбирает.

«Забава, умой меня!» — говорит.

Принесла девочка воды из родника, стала умывать Житного Деда, а с неба вдруг как хлынет дождик! Вымокла она до нитки, а Житный Дед ее не отпускает от себя, привередничает:

«Забава, расчеши мне бороду!»

Борода у него наполовину соломенная, наполовину травяная. И так свалялась, что ее граблями не расчешешь. Забава все пальцы исколола, но разобрала Житному Деду бороду по прядочкам, в кольца ее завила. И так ему это понравилось, что он давай в ладоши хлопать да через голову кувыркаться. А сам все приговаривает:

«Ух, ух, соломенный дух!»

А сам из бороды травинки выдергивает, а соломинки оставляет. Кувыркался-кувыркался — и пропал. Глядит Забава, а пшеница стала чистая-чистая, куда и сорняки подевались, будто кто их выполол. Только кое-где мелькают в ней васильки, синие-синие, как глаза у Житного Деда…

Пришла пора убирать урожай, а брат все не возвращался. Разыскала Забава батюшкин серп и пошла в поле. Целый день жала пшеницу и вязала снопы. Жалко соседям девочку, но каждый спешил сначала на своем поле управиться. Дали добрые люди ей лошадь, чтобы снопы в ригу перевезти, а тут ночь. Да такая темная — ни зги не видать.

Тут и появился откуда-то Житный Дед. Бегает босиком по колючей жниве и в ладоши хлопает:

«Ух, ух, хлебный дух!»