И только тогда, глядя на бушующее пламя, осквернявшее ночь, Юрген Беккер сделал то, чего не делал никогда, — горько заплакал.
17
Чудеса возникают на горизонте, достаточно только вглядеться в бесконечность, и они проявятся, словно звезды. «Альмасен» сгорел, полиция так и не нашла тех, кто поджег здание, в котором заживо сгорели Федерико Ломброзо и Либертад Франетти, — часто следы преступников теряются в отвратительном тумане заговоров и сговоров. От «Альмасена» остался лишь изломанный остов и пепелище, кое-что пожарным удалось спасти, и именно здесь мы сталкиваемся с чудом: среди развалин нашлась маленькая стальная коробочка, которую Юрген подарил своему другу, — это было напоминание о его бытии коком. У каждого члена экипажа была такая коробочка для хранения от всяких бед самых ценных вещей. И внутри нее, словно незапятнанный талисман, лежала «Поваренная книга южных морей» кулинаров Лучано и Людовико Калиостро.
Юрген Беккер вновь отстроил «Альмасен» — досочка за досочкой, метр за метром, деталь за деталью, черепица за черепицей. Он отыскал в городской земельной конторе планы здания, нашел архитектора, которому доверил восстановление таверны. Юрген потратил все свои сбережения, Мария добавила денег из страховки ресторана. Два год ушло у них на то, чтобы залечить нанесенные пожаром раны и восстановить разрушенное здание. Вдохнув жизнь в мечты, они победили тот ужас, что оставался в их душах, и постепенно их искалеченные сердца соединились в одну семью.
15 августа 1957 года, в тот день, когда Эдуардо Ломброзо исполнилось шесть лет, Мария и Юрген снова открыли ресторан. Жители Мар-дель-Платы видели, как из пепла возрождается феникс, постепенно «Альмасен» восстановил свои старые и благородные формы: два этажа с подвалом, мансарда во французском стиле, загадочный купол со шпилем, нижний этаж, где снова работала таверна, верхний этаж с жилыми помещениями, ванными и служебными комнатами, буфеты из орехового дерева со столовой посудой и узорчатыми скатертями, столы и стулья из полированного кедра, живописные полотна и ковры из шерсти альпаки. И снова, как и прежде, с улицы были видны одиннадцать французских балконов, угловой балкон в виде башенки, на вершине здания — мансарда, широкая и светлая, из-за десяти окон, выходящих на крышу, покрытую уложенной по диагонали оцинкованной черепицей. На нижнем этаже вновь появилась безукоризненная кухня, рядом с залом таверны, полы которого были выстланы сосновыми досками, натертыми испанским воском, и три лестницы: главная из благородного дерева и еще две поменьше, которыми пользовался персонал. А в подвале, во избежание соблазнов, — склад с запасом продуктов и маленький погреб для вина.
18
Мария Чанкальини регулярно получала известия от своих родителей: через каждые три или четыре, самое большее пять месяцев почтальон приятно удивлял ее огромным белым конвертом с ровными черными буквами, написанными тушью, с марками, выцветшими от влажного воздуха багажного трюма, в котором везли через океан мешки с почтой. Но едва началась Вторая мировая война, Мария потеряла связь с семьей, проходили месяцы, и ни одного известия, ни единого. В 1943 году до нее дошла дурная новость: ее семья погибла во время авианалета, написал ей местный священник, сопровождая рассказ соболезнованиями и «аве мэриями», они все забились в подвал своего дома, когда обрушились стены и рухнул фундамент, бомба, словно металлическая игла, прошила черепичную крышу и оглушительно взорвалась внутри, и семейный очаг превратился в эшафот, в общую могилу без плиты и завещаний. Два дня из-под обломков выкапывали обезображенные трупы, участвующие в раскопках люди были потрясены жутким видом раздавленных соседей, нет таких слов, которыми можно было бы описать весь ужас смерти, собравшей в руинах свой урожай.
Мария потеряла сначала мужа, а затем и жившую в Италии семью, так что к 1955 году она, живя вместе с Федерико, Либертад и Эдуардо Ломброзо, стала не только вдовой, но и сиротой, а подлое преступление 17 октября заставило ее стать матерью для своего единственного внука. Именно ей пришлось воспитывать его, хотя она и не была одна, потому что Юрген Беккер остался жить в «Альмасене», постепенно Мария и он стали неразлучной парой, семьей без всяких официальных бумажек и регистраций, ведь у любви свои волшебные законы, ей не нужны зафиксированные бумагой правила и нормы. Когда огонь пожара поглотил «Альмасен», Марии было пятьдесят два года, а немецкому повару — тридцать четыре, у обоих на светлой коже лица остались следы всех несчастий, что случались в их жизнях, у обоих во взглядах — неизвестность и душевная мука, оба улыбались, словно кающиеся грешники, которые, несмотря на все небесные кары, никогда не теряют надежды. Ведь язык кожи и крови аккуратен: у тела есть свой собственный алфавит, для того чтобы рассказать то, о чем умалчивают уста, а глаза не желают снова видеть.