Кулон на Рождество

Виктория Феоктистова Кулон на Рождество

Часть 1

Когда был маленьким, я знал, что волшебство и счастье находятся рядом, всё это есть в простой житейской мелочи.

Меня кормили от пуза, ласковыми словами называли. Поднимали выше головы и показывали огромный мир. На кончик моего носа из чёрной небесной дали медленно спускались снежинки и таяли, не успев остудить горячую кожу. Когда я крепко спал и видел сны, то вслух кряхтел, что-то бормотал, а мои близкие умилялись и обнимали меня. В детстве всё кажется большим: высокие жёлтые стены, широкие бежевые занавески и необъятный оббитый багровыми досками пол, по которому громко топали бесконечно высокие люди. Угол моего зрения позволял видеть штаны, брюки и юбки. Я считал взрослых добрыми великанами, мне было не понятно, о чем они говорят, словно на своём языке. Всё время смеются. Мне было так плохо слышно их беседы, что приходилось забираться к кому-нибудь на колени, чтобы нормально поговорить.

Моя Рыжая прижимала к себе крепче остальных, например, во время грозы, или когда сильный ветер ломал черепицу, сокрушая тишину в ночи. Мы вместе смотрели на дождь, укутавшись покрывалом, на скрипучем кресле у окна в пол, и на салюты смотрели там же, и на снегопад. Рыжая везде брала меня с собой.

Всегда с теплотой в груди вспоминаю Рождественское утро в лесу на стеклянном от заморозков пруду. Там в пушистые снежные платья всегда наряжены берёзы и ели. Там алыми серёжками украшена застывшая ото льда рябина, а пухлые желтопузые синицы до весны прижимаются друг к дружке на её утончённых ветках.

Взрослые дрожали и тёрли ладошки, но их красные от мороза щёки улыбались, а ноги продолжали бегать и резвиться в глубоком снегу. И я вместе со всеми. Я любил плюхаться в снег. Потом всей семьёй доставали термос, откуда валил тёплый пар, и бабушка угощала всех горячими пирожками, сок капал из них на белый снег. Его потом птички клевали. До вечера мы катались на ледяной горке у пруда, и ребята успели слепить гигантского снеговика. К вечеру папа зажёг керосиновую лампу, чтобы подсветить снежную фигуру, вокруг которой мы, как сумасшедшие танцевали хоровод. У нас была лошадь, мы ездили к пруду в повозке, прямиком из семейной фермы, где жили постоянно. Я обожал повозку, она пахла сухой травой. До безумия любил выпрыгивать из неё в поле и мчаться, что есть сил, разрезая ветер.

Дома нас ждала канадская пихта, под самый потолок украшенная стеклянными игрушками. Когда я увидел их в первый раз, то сломал пару штук. Хулиганил я не часто. Я всегда знал, куда от меня прятали конфеты, и тайком иногда таскал. Кирпичные стены за новогодним деревом были завешены старинными флажками-открытками, а домашнее тепло и уютную атмосферу создавала каменная печка, в которой трещали дрова. Мне в тот вечер подарили именной кулон, всех тогда баловали подарками, потому что Новый Год и Рождество Христово, потому что красивое зимнее время. В общем, наступили долгожданные каникулы.

На следующий день мы поехали в гости к бабушке с дедушкой, они жили через реку в просторном деревянном дом с погребом, в котором хранили батат и варенье, где только по утрам солнце резало глаза, и пахло булочками с корицей. В остальное время солнечный свет почти не попадал в комнаты. За оградой доживал свой век большущий старый клён. Осенью лист этого дерева мог полностью скрыть мою голову, как жёлтая шляпка.

Мы остались ночевать. Утром я проснулся от ослепительного луча солнца, который мешал полноценно разглядеть обстановку вокруг, но тонкую струйку терпкого запаха пряностей, вытекающую из скважины спальной двери, игнорировать было нереально. Бабушкины пироги на кухне волновали обоняние, становилось не до сна. После сытного предпраздничного завтрака, бабушка пригласила семью в церковь. Перед выходом из дома парадом руководила суета: дети бегали вокруг стола и обдирали в руках мандарины, я подкидывал кожуру, та щипала глаза и пахла Новым Годом. Взрослые тоже суетились: в одном углу второпях у отца семейства рвутся шнурки на ботинках, на лестнице спаренный дядя в верхней одежде хмуро глядит и подгоняет того, кто сам не собранный, да ещё и пытается собрать ребятишек в кучу. По дороге в церковь мы внезапно заразились весельем и обкидали друг друга снежками, а я прыгал на всех и ловил падающий снег.

Около церкви собрались люди, они обменивались подарками и еловыми веточками, потом напевали рождественские мотивы:

«Встаём друзья, в священный хоровод,

Рождество торопится, идёт!»

Воспоминания о прожитых годах часто затираются в памяти. Но тот день был особенным.

Часть 2

Я уже не помню, когда стал жить один. Только потрёпанный кулон на шее, подаренный мне тем счастливым Рождественским вечером у камина, напоминает о существовании семьи и праздника.