Тренировка подошла к концу; последние двадцать минут до того, как все уйдут в раздевалку, отводились для спаррингов. Противники в парах были, как правило, одни и те же, подобранные по возрасту, росту и силе, если только тренер Геннадий не решал вдруг поставить слабого с сильным, исходя из каких-то своих педагогических целей. У Макса тоже был постоянный спарринг-партнер, да такой, которого и врагу не пожелаешь. Так получилось, что своих сверстников, да и некоторых ребят постарше, Макс убирал в поединках за несколько ударов; в прошлом году дошло то того, что с ним просто отказывались становиться в пару или падали сразу, получив даже легкий тычок, во избежание более серьезных тумаков. Вот Геннадий и решил в начале этого учебного года назначить Максу в противники Тимура Комбарова по кличке Комбат, долговязого пятнадцатилетнего парня, который тоже жил на Слободке. Отношения у них были в принципе нормальные, ровные, но в спаррингах Комбат земляка не щадил и гонял по татами, пока не сваливал с ног. После тренировок у Макса теперь всегда были отбиты предплечья, которыми он ставил блоки, и почти никогда не обходилось без синяка под глазом, разбитого носа или рассеченной губы. Комбат физически был вряд ли сильнее – как-никак Макс мог шесть раз выжать шестнадцатикилограммовую гирю, – но сказывалась разница в возрасте, росте, а еще в скорости: реакция у Комбата была как у кобры, а удары хлесткие, резкие, будто он бил не рукой, а хлыстом с металлическим наконечником. Макс раз за разом придумывал разные комбинации, пытался пробить и с дальней, и с ближней дистанции, но пока безуспешно.
– Ёииии! – звучно прокричал тренер.
Макс резко выдохнул и встал в стойку, топнув передней ногой в татами.
– Ну, давай, Максюта, удиви меня. – Комбат ухмыльнулся, в узких карих глазах запрыгали азартные огоньки – а может, это просто отразился свет ламп под высоким потолком зала. Он медленно, как в кино, выставил перед собой руки, присел в оборонительную позицию и даже согнул ладонь и поманил к себе Макса согнутыми пальцами – то ли Брюс Ли, то ли Нео в «Матрице».
– Хаджиме!
Противники тут же отскочили друг от друга, а потом, пружиня на носках, стали осторожно сближаться. Комбат ждал нападения: он обычно предпочитал контратаковать. Макс решил, как всегда, начать с лоу-кика, а когда Комбат отдернет ногу – а тот всегда успевал среагировать на такой удар, – попытаться продолжить движение и сделать подсечку. Он быстро шагнул, согнул правую ногу и быстрым, резким таранным толчком выбросил ее вперед.
В зале стало темно, будто на глаза надвинули черную плотную шапку. Пары остановились. Ослепленный неожиданной тьмой, Комбат замер, недоуменно моргая. Макс, наверное, тоже бы остановился, озираясь вокруг и хлопая глазами, как проснувшийся сыч, но движение уже пошло, и удар было не остановить. Через долю секунды он почувствовал, как его стопа с силой врезалась в уже выпрямленное колено Комбата, раздался отчетливый мокрый хруст, а потом тишину и мрак разорвал пронзительный крик боли и шум упавшего на татами тела.
– Удачной тренировки, Даниил Петрович! – сказал водитель Андрей и протянул Даниилу спортивную сумку, слишком большую для помещавшихся в ней плавательных трусов, полотенца, резиновой шапочки и пластиковых очков. Даниил что-то буркнул в ответ и поплелся к большим стеклянным дверям под широким бетонным навесом. Настроение было отвратительное.
Поход в бассейн представлял для него регулярное путешествие по кругам омерзительного ада, похуже, чем тот, что описывал Данте; во всяком случае, два раза в неделю Даниил думал, что охотнее смирился бы с серным дымом, раскаленными камнями и воплями грешников, чем с гадким запахом хлорки, холодом, противным звоном, которым отдавался тут любой звук, и колышущейся массой голубоватой неживой воды – как будто это и не вода вовсе, а какое-то искусственное химическое соединение.