— Посмотри, какая ты красивая, когда носишь платья. Если будешь чаще так одеваться, то, возможно, снова найдешь себе парня.
Когда-то ее комментарий действительно ранил бы мои чувства.
На самом деле, она говорила мне то же самое в прошлом, по крайней мере, дюжину раз. Если бы я одевалась по-другому, если бы приложила некоторые усилия к своей внешности, если бы не играла в футбол, может быть, я нашла бы кого-то…
Кого-то, кто совсем меня не знал, и мог полюбить меня, если бы я была собой только наполовину.
Я заставила себя улыбнуться и похлопала маму по руке, игнорируя напряженный взгляд Култи.
— Может быть, когда-нибудь, ма.
— Я говорю это только потому, что люблю тебя, — сказала она по-испански, заметив, что ее замечание раздражает меня. — Ты такая же красивая, как и любая другая девушка, Сал.
— Вы все уродливы. Я голоден, поехали, — сказал папа, хлопнув в ладоши, но выражение его лица было слишком веселым.
Он знал. Он знал, как сильно меня беспокоят мамины комментарии. Может быть, они и не выводили меня из себя и не заставляли плакать, но они меня беспокоили. Тот факт, что она говорила это в присутствии моего друга, не помогал. Оставаясь на месте, я улыбнулась сестре и ее подруге, когда они вышли вслед за моими родителями. Сеси не сказала мне ни слова, и я не хотела затевать с ней ссору сегодня вечером. Я стиснула зубы и подавила свои эмоции. Сегодня речь шла о моем отце, а не о маме или Сеси.
Поскольку все мы не поместились бы в мамин седан, мы с Култи ехали отдельно.
Это был тот же самый ресторан, в который мы ходили последние три года, так что я точно знала, куда мы направляемся.
Едва я повернула ключ зажигания и доехала до угла квартала, как Немец заговорил.
— Мне не нравится, как твоя мать разговаривает с тобой. — Я резко повернула голову, чтобы посмотреть ему в лицо.
Он, с другой стороны, был занят тем, что смотрел вперед.
— Почему ты позволяешь ей так унижать себя?
— Я... — Я снова вернула внимание на дорогу и попыталась убедить себя, что этот момент реален. — Она моя мама. Я не знаю. Я не хочу ранить ее чувства и говорить ей, что ее мнение не имеет значения…
— Не должно, — отрезал он.
Что ж…
— У нее просто другой взгляд на то, как я должна жить, Рей. Так было всегда. Я никогда не буду делать то, что она хочет, чтобы я делала, или быть тем человеком, которым она хочет, чтобы я была. Я не знаю. Я просто позволяю ей говорить все, что она хочет, и смиряюсь с этим. В конце концов, я собираюсь продолжать жить так, как хочу, независимо от того, что она говорит или думает.
Боковым зрением я заметила, как он повернул голову.
— Она не поддерживает твое занятие футболом?
— Она поддерживает меня, но предпочла бы, чтобы я занялась чем-то другим.
— Она понимает, насколько хорошо ты играешь? — спросил он совершенно, охренительно серьезно.
Мне пришлось улыбнуться, его вера в меня почти компенсировала попытки моей мамы обвинить меня в том, что у меня нет парня или что я должна иначе одеваться, чтобы чувствовать себя женщиной. Чепуха.
— Ты действительно думаешь, что я хороша?
— Ты могла бы быть быстрее.
Я знала, что он просто пытается вывести меня из себя, называя медлительной. Я повернулась к нему, возмущенная.
— Ты серьезно?
Култи не обратил на меня внимания.
— Но да, это так. Не забивай себе этим голову. У тебя еще есть немало возможностей для улучшения. — Он помолчал. — Она должна гордиться тобой.
Я разрывалась между желанием защитить свою маму и желанием обнять его за эти хорошие слова, которые он сказал. Вместо этого я произнесла:
— Она гордится мной. Просто... наверное, ей тяжело со мной. Я знаю, что она любит меня, Рей. Она ходит на мои игры, носит мои джерси. Она гордится мной и моим братом, но...
Я почесала лицо, раздумывая, сказать ему или нет. Прошли годы с тех пор, как я в последний раз кому-то рассказывала. Даже Дженни и Харлоу не знали. Марк и Саймон знали, но только потому, что они были в нашей жизни всегда. Не помогло и то, что Кордеро был последним, кто говорил со мной об этом, и это воспоминание оставило неприятный привкус во рту.
Мой брат Эрик начал свою карьеру с того, что в его контракте было точно оговорено, какие личные данные о нем могут быть обнародованы. Я пошла по его стопам и заключила контракт с «Пайперс» на тех же условиях, и, к счастью, моя скрытность окупилось. Но если и был кто-то, кому я могла бы рассказать, так это Култи.
Сглотнув, я спросила:
— Ты когда-нибудь слышал о Хосе Баррагане?
— Конечно, — сказал он с оскорбленным смешком.
Хосе Барраган был легендарным аргентинским футболистом, который был хорошо известен как на поле, так и в реальной жизни.
Я-то знала.
— Он отец моей мамы.
Наступившая тишина в машине не удивила меня.
—