Господи Иисусе, мысль о том, что он вернется в свою лондонскую квартиру, так опечалила меня, что возбуждение от всей этой истории с покупкой обуви исчезло под ее тяжестью.
В то же время я почувствовала себя эгоистичной сукой. Кто я такая, чтобы печалиться из-за того, что кто-то, особенно друг, займется тем, что сделает его счастливым, когда я охренеть как хорошо знаю, что тренерская работа его счастливым не делает? Я знала, что нахожусь не в том положении, чтобы заставить кого-то мучиться чувством вины, но мысль о том, что он уйдет, была отвратительной.
Я проглотила печаль и заставила себя улыбнуться, хотя и не смотрела на него.
— Понятно.
Он собирался покинуть Хьюстон. Тоска.
Может, он и посмотрел на меня, но я не была в этом уверена и не хотела развивать эту тему.
— Хорошо... ты голоден?
Через четыре дня — в день следующего занятия в футбольном лагере — Култи появился с еще двумя людьми.
Первым парнем, которого я узнала, был американский вратарь, который играл за национальную команду вместе с моим братом и участвовал во всех крупных турнирах за последние шесть лет. Второй оказался приятным сюрпризом.
— Франц! — Обойдя Култи, я подошла к мужчине, чтобы обнять его. — Я не знала, что ты придешь!
Он обнял меня в ответ, быстро похлопав два раза по спине.
— Мои дела в Лос-Анджелесе заняли не так много времени, как я ожидал.
— Что ж, большое спасибо, что вернулся, — сказала я ему.
Кто-то издал недовольный звук.
— Сал.
Франц издал короткий смешок, отпуская меня и отступая. Его голова была опущено вниз, выражение лица открытое и непринужденное, когда он прошептал:
— Кто-то немного ревнует, м-м-м?
Я повернулась, чтобы посмотреть на мужчину, чей взгляд прожигал дыру в моей голове. Претцель ревнует? Я сильно сомневалась в этом, но мне было слишком приятно видеть его хмурый взгляд.
— Ты собираешься представить меня? — спросила я, указывая на популярного вратаря.
— Нет. — Он сохранил это проклятое надменное выражение на своем лице, раскинув руки в универсальном жесте, который я уже знала.
Ухмыльнувшись, я приподняла брови и смотрела на него. Боже, кто-то был в отвратительно плохом настроении, и это сделало мое просто отличным. Улыбка на моем лице стала еще шире.
Он приподнял свои брови. Эти темно-коричневые, густые косые линии поднимались и опускались, молча говоря мне, что он не собирается представлять меня, пока не получит то, что хочет.
На секунду я подумала о том, чтобы проигнорировать его и просто представиться, но…
Култи любил играть в игры, а мне нравилось выигрывать в них.
Каким-то образом мне удалось не улыбнуться, когда я шагнула вперед и обняла его, беспокоясь, что он выставит меня идиоткой, если на самом деле не обнимет в ответ. Я имею в виду, что он не в первый раз вел себя так, будто у меня вши. Я просто обняла его и крепко сжала.
Совершенно застигнув меня врасплох, Култи, мой долбаный Немец, якобы лишенный совести, прижался щекой к моей макушке и обнял меня. Он обнял меня в ответ. Его тело было твердым и напряженным, когда он делал это, но все ощущалось иначе. Это не было сердитым объятием, а чем-то другим. Оно было как в детстве, когда я обнимала свою собаку, потому что очень ее любила.
Очень похоже… но не то.
Когда он, наконец, отстранился, я подняла взгляд. Я не стала переживать из-за того, что он не улыбался мне. Немец просто смотрел на меня, ну, на самом деле, это было больше похоже на просверливание взглядом, ну и ладно. Я еще раз обняла его и почувствовала, как его рука легла мне на плечо. И осталась там.
Вторым парнем, которого он привел, был вратарь по имени Майкл Киммонс. Он был выше Култи и чуть старше меня.
— Привет, приятно познакомиться. Спасибо, что пришли. — Я протянула ему руку, когда почувствовала, что рука Немца сжалась на моем плече, как только я представилась.
— Майк Киммонс, — сказал он, крепко пожав мне руку.
— Сал Касильяс.
— Я знаю твоего брата Эрика, — вставил он. — Мы играем вместе.
Я кивнула ему и улыбнулась.
— Ты упомянула, что он тоже играет. Где? — с любопытством спросил Франц.
— Он сейчас на правах аренды в Мадриде, — объяснила я.
— Я понятия не имел. — Второй немец кивнул, слегка нахмурившись. Прежде чем уйти в отставку, он играл за главного соперника Мадрида — Барселону. — А твои родители играют?
— О нет. У моего отца астма, а мама, — гигантский бицепс, окружавший мою шею, словно боа, напрягся, — не любит это.
На одно страшное мгновение я испугалась, что Култи скажет что-нибудь о том, кто был моим дедушкой. На один короткий, болезненный момент я представила, как он проболтается, потому что это было что-то впечатляющее — если рассказать об этом людям, они подумают, что это интересно. Я действительно подумала, что он расскажет.
Но он этого не сделал. Он увел разговор в сторону.
— Мы разделимся на две группы, — приказал он, и я позволила ему, потому что мне стало ясно, что он начинает получать удовольствие от этих занятий, играя с детьми. Мне стало немного не по себе от того, что после сегодняшнего дня останется только одно занятие.