Култи (ЛП)

— Рей, пожалуйста. Не смей говорить такое.

— Почему?

— Потому что это создает у людей неправильное впечатление.

Эти похожие на драгоценные камни глаза сузились в щелочки.

— Что за впечатление?

— Ты же знаешь, какое это производит впечатление.

— Нет.

— Ты знаешь.

Боже милостивый, если эта дружба продолжится, у меня, вероятно, начнется преждевременное выпадение волос.

— Это не впечатление. Мне все равно, что думают другие, когда это правда.

О, черт.

— Рей, прекрати это. Просто... остановись.

— Нет. — Выражение его лица было решительным. — Ты самое честное, самое хорошее, что у меня когда-либо было. Я не стану больше этого скрывать.

Боже милостивый! Чувство паники будто затопило мой живот.

— Я твой друг. — Мой голос был робким, на грани паники.

Его лоб был гладким, как всегда. Култи выглядел более спокойным и собранным, чем когда-либо. На лице не было и следа гнева или разочарования. Он был мрачным, серьезным и устрашающим.

— Нет. Ты значишь для меня гораздо больше, и ты это знаешь.

Я открыла рот и закрыла его, и вдруг я больше не могла находиться с ним вместе в этой крошечной машине. Мне нужно было выбраться. Отсюда. Прямо сейчас. В тот же миг. Мне нужно было выбраться. Свежий воздух, мне нужен был свежий воздух.

Так я и сделала. Я вылезла из машины и захлопнула за собой дверцу. Присела на корточки, обхватив голову руками. Я была на грани панической атаки или дерьмо-атаки, я не могла решить, чего именно.

Мое сердце колотилось со скоростью километра в секунду, и я просто сидела на корточках, пытаясь убедить себя не умирать от внезапного сердечного приступа в возрасте двадцати семи лет.

Это было похоже на лучший сон и худший кошмар, завернутые в одну красивую упаковку. Я еще больше сгорбилась и прижала ладони к глазам.

Звук открывающейся и закрывающейся двери предупредил меня, что моему временному покою скоро придет конец. Через несколько секунд я почувствовала, как передо мной опускается единственный мужчина-причина, из-за которого я потеряла рассудок. Его колени коснулись моих, а руки легли мне на плечи, слегка сжимая их.

— Почему ты вдруг рассказываешь мне все это сейчас? — прохрипела я.

Он погладил меня по плечам и остановился на локтях.

— Я не стану причиной того, из-за чего твоя карьера будет запятнана, — объяснил он.

Причина, по которой моя карьера будет запятнана?

О... О... Я была единственной, кто сказал это с самого начала: не имеет значения, что думают другие, пока мы оба знаем, что ничего не сделали. Я могла бы сойти в могилу, зная, что не сплю со своим тренером. О, Боже мой.

— Я хотел дождаться окончания сезона. Я не хотел торопить тебя. Несколько месяцев — ничто по сравнению с остальной моей жизнью, schnecke. — Култи кивнул, его брови приподнялись на пол сантиметра, когда на моем лице отразилось осенившее меня понимание. — Ты даже не представляешь, что сделала со мной в день, когда получила сотрясение.

Он склонил голову вниз, выражение его лица стало серьезным.

— Я думал, у тебя сломана шея. Это было самое страшное, что я когда-либо испытывал. Франц позвонил и спросил, как дела у моей schnecke.

— Моя schnecke. Моя маленькая улитка, ты знаешь, что это значит? В моей стране это выражение привязанности. Моя любовь. Моя улиточка. Я не хочу больше терять время. Мне нечего скрывать, и тебе тоже.

Я откинула голову назад, моя шея была полностью обнажена, когда я вздохнула в отчаянии.

— Пожалуйста, не смей говорить такое.

— Это правда.

— Нет, это не так. Мы же друзья. Ты сказал, что я твой лучший друг, помнишь? Ты можешь любить меня, но не быть влю... — Я закрыла рот и бросила на него раздраженный взгляд.

— Я могу, и так оно и есть. Когда любишь кого-то, делаешь все, что нужно, чтобы защитить, не так ли? — Он наклонил голову, чтобы убедиться, что мы встретимся взглядами.

Все, что я могла делать, это смотреть на него и задыхаться.

Немец кивнул, его большие руки разминали мои.

— Предполагается, что ты скажешь: «О да».

Я чувствовала, как дрожит моя нижняя губа, когда большими пальцами он поглаживал нежную часть моего локтя.

— Ты бредишь.

— Нет. — Култи наклонил голову, глядя глаза в глаза, как и тогда, когда я очнулась от сотрясения. — Пойми, я буду ждать тебя столько, сколько потребуется, но надеюсь, ты не попросишь меня ждать дольше конца этого сезона.

Чувство паники заставило мое горло сжаться. Все это было слишком много.

— У меня есть выбор. Я не знаю…

— Ты знаешь, Сал. Вот почему мы ссоримся и миримся. Почему мы всегда будем ссориться и мириться. Ты же сама сказала мне, что ругаешься с теми, кого любишь больше всего, помнишь? Мы с тобой все время ссоримся, понимаешь?

Он убрал свои большие руки от моих бедер, и, прежде чем я успела подумать, что будет дальше, обхватил мои щеки. Затем слегка наклонил мою голову, и за долю секунды мы оказались лицом к лицу, его дыхание коснулось моего лица. Эти удивительные карие глаза были ближе, чем когда-либо.

Потом он поцеловал меня. Неожиданно, ни с того ни с сего, внезапно, как сердечный приступ.

Мечта подростка Сал и мечта двадцати семилетней Сал слились воедино.